Светлейший князь
Шрифт:
— А ты уверен, что от китайцев отобьемся?
— Уверен. Выше по Иджиму поставим острог, пушки расклепаем, там установим и острог непреступным будет. Это первое. Второе. Какие проблемы у наших друзей урянхайцев в отношениях с китайцами? — Ерофей задал вопрос и сам же на него начал отвечать. — Насколько я знаю, китайцам от местных нужен только дань или ясак и воины, если война. Кроме как с Россией им тут сейчас воевать не с кем, но войной пока не пахнет. Были джунгары, да сплыли. Поэтому у китайцев один интерес — ясак. И если они будут исправно его получать и мы не будем соваться к ним, то китайцы ни куда лезть не будут. А мы еще и поможем нашим друзьям ясак собрать. Менять можно и пушнину. Так что мое мнение такое, с местными надо дружить и потихоньку их под себя, мы тут
Через пару часов мы как бы официально приняли Ольчея, сына зайсана Мёнге-Далай. Сначала наши три десятка гвардейцев в конном строю с двумя пушками лихо проехали перед нашим гостем. Ерофей решил показать гостю товар лицом, гвардейцев сумел максимально однообразно приодеть и вооружить, начистить пушки и не важно, что стрелять они не могут, пока не могут. Вид наших гвардейцев был в итоге очень бравый и на наших гостей они произвели нужное нам впечатление.
Переговоры с урянхайцами продлились до полуночи. В конечном итоге наши гости откровенно нам рассказали о своих проблемах. Урянхайский край или Тува, как стали называть этот край позднее, была окраиной Маньчжурской империи Цин, власть которой была установлена здесь в 1757 году после многолетних войн и восстаний. Маньчжурские власти провели административную реформу для эффективности управления пограничной территорией. Бывшие княжеские уделы были реорганизованы в военные единицы, которые по-монгольски назывались хошунами, которые управлялись монгольскими князьями — нойонами. Каждый хошун в свою очередь делился на сумоны. Каждый сумон должен был по первому требованию властей выставить кавалерийский эскадрон для манчжурской армии, сто пятьдесят всадников в полной боевой экипировке. Вот здесь-то собака и была зарыта.
Очередного восстания урянхайцев-тувинцев цинские власти уже нисколько не боялись. И на многие шалости местного населения смотрели сквозь пальцы, лишь бы исправно при необходимости давали воинов, а самое главное платили дань или ясак по-русски. Сумон зайсана Мёнге-Далай не мог выставлять положенное количество воинов и от нойона несколько лет удавалось просто откупаться большим ясаком. Проблему какое-то время удавалось решать, промышляя в богатых пушниной долинах Иджима и Уса.
Но три года назад по пограничной тропе стали регулярно ходить казачьи пограничные караулы. Я знал, что одно из первых описаний наших мест сделал пограничный комиссар и геодезист сержант Егор Пестерев, исследовавший их в 1772-73 годах. После этого урянхайцы стали опасаться появляться в нашим местах, казаки решительно пресекли их пушной промысел. Зайсану Мёнге-Далай удалось оттеснить другие сумоны от контроля за самым удобным перевалом Куртушибинского хребта ведущим в нашу долину, к которому и вышел дедушка Фома. Это был самый удобный сухопутный путь из Тувинской котловины к нам, а затем и в Минусинскую котловину.
Но зайсан знал, что его сумон не сможет удерживать перевал за собой, сотни воинов слишком мало для этого. Поэтому он обрадовался появлению русских и решил предложить им союз. Сын зайсана Ольчей и сопровождающий его старейшина по достоинству оценили наших гвардейцев и их вооружение. Три десятка ружей и две пушки были очень весомым аргументом в местных краях.
Глава 13
В итоге мы ударили по рукам. Урянхайцы или тувинцы, я начал склоняться к этому названию, обязались никого не пропускать через перевал. Мы при необходимости будем им помогать. Тувинцы будут беспрепятственно добывать пушнину в долине Иджима, что позволит им решить все их проблемы с далеким нойоном. На огромной лесной поляне в верховьях Иджима река образует несколько небольших лесных озер и резко поворачивая, идет в горы, где её русло иногда теряется. Это место я решил назвать Семиозерки, так его называли в покинутом мною будущем.
В Семиозерках и на перевале мы решили построить остроги, когда станем на ноги. От Семиозерок до перевала тувинцы попросили разрешение селиться при необходимости. Зайсан не будет препятствовать своим соплеменникам работать на нас. Также мы договорились в Семиозерках устроить пункт обмена товарами. Сопровождающий Ольчея тувинец-старейшина обещал через месяц доставить нам не меньше сотни войлоков для юрт.
Сын зайсана тщетно пытался скрыть свое удовлетворение результатом наших переговоров, но он был еще слишком молод для этого. Я был доволен не меньше его, хотя честно говоря, испытывал некоторую оторопь от случившегося. Еще бы, мы по большому счету вмешиваемся в отношения двух великих держав. И велика вероятность, что это вмешательство может оказаться очень существенным.
Довольные исходом переговоров тувинцы ушли отдыхать вместе с Ванчей. Мы, вчетвером: дедушка Фома, Петр Сергеевич, Ерофей и я, остались в юрте-конторе. Несколько минут мы молчали. Первым заговорил Петр Сергеевич.
— Не страшно, господа? Мы, вероятно, только что вмешались в большую политику. Как к этому еще отнесутся в Петербурге и Пекине.
— Да ни как. Это, во-первых, все слишком мелко. Во-вторых, мы не претендуем на дань, которая идет в Китай. Наоборот, будем способствовать её поступлению. И мы находимся в русских пределах. Поэтому с узкоглазыми проблем не будет, — наш капитан начал все раскладывать по полочкам.
— Теперь то, что касаемо государыни-матушки. Могу биться об заклад, про наши грехи скоро забудут. И даже более того, через два-три года в Красноярске будут очень даже довольны нашим присутствием здесь. Мы будем смуту чинить в государстве российском? — Ерофей оглядел нас, как бы требуя ответа. — Не будем. А вот рубежи здесь надежно прикроем. Дело о моей измене долго тянуться будет, и чем кончиться одному Богу известно. В отечестве нашем, по таким делам такие чудеса бывают, что оё-ей. Вот только на ноги скорее становиться надо. А тут глядишь, мы еще и золотишко найдем. Тогда нам всё простят.
— А с чего ты взял про золотишко? — спросил я.
— Как с чего? На Алтае есть? Есть. А почему здесь не быть? В чем я, Григорий Иванович, не прав?
— Прав. Золото здесь должно быть. — друг Ерофей прав, золото здесь есть, и до него буквально рукой подать. Но найдем мы его чуток попозже и чисто случайно.
— Про золото вы потом посудачите, а вот посмотри, Григорий Иванович, что я по дороге нашел, — Фома Васильевич протянул мне два достаточно больших куска сухой глины.
Глина как глина. Вот в глинах и соответственно печном деле я полный профан. Но раз дедушка Фома спрашивает у меня про глину, я предположил, что он имеет в виду кирпичное дело.
— Ты, Фома Васильевич, хочешь сказать, что эта глина на кирпичи пойдет?
— Это ты, ваша светлость, угадал, пойдет. Но возьми-ка ты камешек, — Фома Васильевич показал на небольшую груду камней у входа, — да разбей глину.
Я последовал его совету и через несколько минут на моей ладони лежали несколько неправильной формы шариков, самый большой из них был почти сантиметра два в диаметре.
— И что это такое?
— А тут и думать не надо, это почти чистое железо. Я по молодости несколько лет в Европах бывал. Много что там видел, там и мастерству начал обучаться. Так вот, видел я озеро, которое образовалось, когда большой камень с небес упал. — Фома Васильевич показал руками как все было. — И вот такое же есть а том месте, где Иджим поворачивает и в долину идет. Плотина от небесного камня, там на правой стороне Иджима ручеек перегородила. И вот в этой плотине местами глина такая лучше и не ищи на кирпичи. И в глине той вот эти шарики.
Петр Сергеевич взял у меня шарики, долго и внимательно рассматривал их.
— Похоже ты прав, Фома Васильевич, — Петр Сергеевич положил шарики на стол. — Возможно ничего в болотах искать не придется. Завтра гостей проводим, а затем и место это проведаем, посмотрим на это Железное озеро.
Ранним утром тувинские послы отправились домой с сопровождении лейтенанта Шишкина с тремя гвардейцами и Ермила Нелюбина. Шишкин должен осмотреть местность и наметить места для будущих острогов.
Через пару для осмотра находки дедушки Фома отправились и мы: Петр Сергеевич, Фома Васильевич и я. С нами были: внучок Степан, мой свеженазначенный камердинер Митрофан, молчаливый двадцатилетний молодой человек, рекомендованный отцом Филаретом и трое мужиков-рабочих.