Светлое время ночи
Шрифт:
Проблема была в том, что будь Вэль-Вира человеком, он мог бы преступить свою клятву в любой момент и с ним ничего не случилось бы. Но формы гэвенгов, в отличие от людей, находятся в различных аспектах мира, в некоторых из которых нарушение клятвы, данной в Мерехит-Ароан, влечет необратимое разрушение потусторонних гэвенг-форм. И в конечном итоге – утрату устойчивых гэвенг-форм в Мерехит-Ароан. То есть – своеобразную «смерть наполовину». А вот уже «смерть наполовину» была слишком высокой платой за утоленную жажду мести, слишком высокой.
Гэвенгу
– Радна? – ахнул Вэль-Вира.
– Теперь и вовеки – Радна, – прошептало иносущество. – Весь мир для тебя теперь – Радна…
…Когда Вэль-Вира наконец-то изволил внять совместным увещеваниям Лагхи и баронов Маш-Магарт, когда сергамены нехотя разошлись в стороны от двери, барон Гинсавер предстал перед своими временными союзниками в белоснежной рубахе и начищенных ботфортах. Вот уж чего не ожидали!
– Что за шум? – прогнусил он. Нос Вэль-Виры был по-прежнему заложен, глаза – красны. – Я же вам говорил: я переодеваюсь к ужину.
«Он что – плакал, что ли?» – подумал Лагха.
– Барон, да разуйте вы уши! – проорала Зверда прямо в лицо Вэль-Вире. – В тридцать третий раз спрашиваю: где книга, где «Семь Стоп Ледовоокого»!?
«Семь Стоп Ледовоокого», они же отныне – лично для барона Вэль-Виры – Радна, они же отныне – Дверь, они же отныне – «Смерть гэвенгам!» – взорам всех присутствующих сейчас представлялись как квадратный локоть пустоты – прозрачной и ничем не замутненной, пропускающей свет весеннего дня, каковой локоть был раскатан ровным слоем по уцелевшему стеклу в правой нижней секции оконного переплета.
Остальные стекла были выбиты Вэль-Вирой: тяги в вытяжной трубе не доставало, а вонь стояла такая, что гэвенг просто не мог стерпеть.
– О чем вы говорите, баронесса? – отвернулся к окну Вэль-Вира. – О той якобы книге, которая якобы некогда принадлежала благородному барону Санкуту велиа Маш-Магарт? Но это ведь всего лишь легенда!
ГЛАВА 22. ВТОРОЙ ПРЕЦЕДЕНТ В ВАРАНСКОЙ ИСТОРИИ
Весь обратный путь до Белой Омелы Лараф помнил в общем-то смутно. Может, оттого, что бегство войск Свода из Гинсавера по стремительности могло соперничать с переменами погоды. А может потому, что дым-глина, которую он попробовал намедни, была настоящей – настоящей запрещенной дым-глиной. Без примесей и без обмана.
И все же, некоторые картины бегства Лараф все-таки запомнил, причем довольно отчетливо. Даже слишком отчетливо, слишком реалистично – эти-то воспоминания и нервировали его больше всего.
Например, он помнил, как орал на Валиена окс Ингура, который отдал приказ отступать…
– Разве Свод отступает? Где это видано, чтобы Свод отступал перед какой-то фальмской шушерой!?
– Но, гнорр… – таращил удивленные глаза Валиен. – У них очевидное преимущество!
– Плевать мне на преимущества! Мне нужна голова Зверды велиа Маш-Магарт и этого оборотня Вэль-Виры! Мы должны стоять до победы!
– Но победа невозможна! Нам нужно щадить людей! Мы не можем себе позволить положить все наше войско здесь, в Гинсавере, в этой навозной куче! – Валиен окс Ингур тоже понемногу выходил из себя.
У него уже не было сил сдерживать гнев – больше всего он боялся попасть в плен. Он знал, что в случае чего его залезшее в долги семейство не даст за него и десяти авров выкупа. Если только кто-нибудь вообще попросит выкуп! От фальмских дикарей всего можно было ожидать. Может, они и денег-то не знают?
– Как это победа невозможна!? – хныкал Лараф. – Она должна быть наша! Какое здесь может быть отступление?
– Постойте, милостивый гиазир, но ведь вы сами говорили об отступлении!
– Когда это я говорил об отступлении? Что за бред вы несете?! – Лараф захлебнулся криком. Он был в истерике – со слезами, конвульсиями и нервным смехом.
– Но, мой гнорр, помилуйте, сегодня ночью мы с вами говорили с глазу на глаз. И вы сказали мне, что буде сложится такая ситуация, мне следует отдать приказ уходить в Белую Омелу.
– Я?
– Вы. И вот Нэйяр мне сказал только что конфиденциально, что вы и ему это говорили. И тоже с глазу на глаз…
– Я? – Лараф почувствовал себя слепым, беспомощным котенком. Пацаном в обществе прожженных аферистов.
Впрочем, он понимал – Валиен окс Ингур скорее всего не врет. Но как он сам мог решиться на такой опрометчивый шаг? На такое позорное отступление? Свод отступает – это при живом-то гнорре! Какая муха его укусила?
«Всему виной – дым-глина», – решил Лараф и тяжело вздохнул. Однако, нужно было спасать положение, чтобы Валиен окс Ингур не подумал, будто гнорр, в довершение к своему бессилию, еще и чокнулся:
– Все верно, Валиен. В конечном итоге, вчера я говорил правду. Других вариантов нет. Я проверял вас. Чтобы узнать, что вы по поводу всего этого думаете.
Лараф постарался улыбнуться. Улыбка получилась какой-то похабной. Но перепуганный – и ситуацией, и своей нежданной гневливостью, и беспамятством гнорра – Валиен окс Ингур обрадовался и такой:
– Значит, отходим…
…Лараф сплюнул на пол каюты. Как именно он покинул Гинсавер, он не помнил – вскоре он потерял власть над своей памятью и впал в забытье. То есть он, по-видимому, двигался, что-то говорил и приказывал. Только не мог вспомнить – что. Лишь в Белой Омеле Ларафу стало ясно, что книга осталась там, куда не было возврата – в логове фальмских сергамен…