Светлое время ночи
Шрифт:
Следов присутствия других питомцев Опоры Безгласых Тварей Лараф не приметил, но это ни о чем не свидетельствовало: в этом хаосе разрушения могли найти укрывище от взора останки целой поисковой плеяды с полной штатной экипировкой.
Побывало здесь, похоже, и еще что-то. Даже небогатого опыта Ларафа хватало, чтобы засомневаться в потенциях трех-четырех «облачных» клинков разнести в пух и прах все кирпичные стены на этаже. Пару-другую дырок проделать – да. Но чтобы все, подчистую…
С потолка срывались густые темно-вишневые капли и, пролетая у самого
Эту панораму Лараф вобрал в себя мгновенно. Его взгляд сфокусировался на происходящем у дальней, капитальной каменной стены зала.
Там находились трое: Йор, Сонн и незнакомый младший офицер.
Седалище Йора было водружено на просевшую под его тяжестью кучу мусора, в которой преобладал кирпичный бой. Вся одежда пар-арценца была изодрана в клочья, будто его как следует высекли стальными розгами.
Но особенно впечатляли заговоренные брони пар-арценца – некогда шикарные, доходившие тому едва не до колен, сплетенные вперехлест из темно-лиловых полосок кожи не ведомого Ларафу животного.
Брони были распущены, отдельные полоски раскинулись в стороны от пар-арценца, словно воздушные корни молодой орхидеи, ищущие встречи с озерком дождевой воды на нижних ярусах широких ветвей дерева-хозяина.
Брони приобрели нежно-салатовый цвет – тошнотворно неуместный здесь, среди багрянца, чернеющих потеков крови и мертвящих око отблесков факелов-эбенори. А несколько полосок доспехов, предавших своего хозяина, были затянуты на шее Йора петлей-удавкой.
Незнакомый младший офицер сидел рядом с пар-арценцем Опоры Единства на корточках. Лараф не сразу заметил, что он прижимает к себе обеими руками вываливающиеся внутренности.
«Этот – не жилец», – заключил Лараф. Под вопросом оставалось, жилец ли Йор.
Сонн стоял у разбитого окна. Его платье – не в пример Йоровому – с виду сохранилось в неприкосновенности.
Взмокший выпуклый лоб любителя Писаний и Знаков, равно как и злые, посеребренные рвущейся в мир силой глаза, подтянутые к самой переносице невидимой ниткой – в точности таким Сонн предстал перед Ларафом в недавней мясорубке на просеке близ столбового тракта.
На груди у буяна-чернокнижника висел плоский ранцевый сарнод. «Моя книга там», – своим незатейливым прозрением Лараф впоследствии очень гордился, хотя довольно скоро выяснилось, что книга лишь должна была там находиться.
Сонн был вооружен длинным прямым мечом, который, судя по всему, не имел ничего общего со своими старшими «облачными» братьями. Причем держал его пар-арценц в левой руке, а правая – сердце Ларафа радостно дрогнуло – была прибита к стене.
Прибита, судя по всему, родным мечом пар-арценца. По крайней мере, рукоять, которая торчала из его руки на полпути от ладони к локтю, точно принадлежала «облачному» клинку.
У Сонна дрожали колени. Не то он боролся с воплем боли, не то с трудом держал развитое магическое усилие, не то трясся от ярости, которая так и хлестала из него вместе со словами.
– …Йор, Лагхи больше нет! Повторяю: человек, который находится рядом с вами…
Взгляд Сонна метнулся к Ларафу и офицерам. Он осекся, и тут же с гортанными интонациями начал:
– Ваххереми-нна…
К счастью, сопровождающие Ларафа лучники не были расположены внимать речам Сонна. Кажется, они даже не знали толком, на кого идет охота. Они следовали приказу и только приказу: обнаружить человека с такой-то внешностью – и незамедлительно его уничтожить.
Сонн, со всей определенностью, удовлетворял всей совокупности примет.
Стрелы опередили заклинание. Две – в горло. Еще две – в лицо. Еще две…
За двенадцать секунд тело Сонна приняло десять стрел с многослойным кованым наконечником.
Наконечники стрел расслаивались, входя в попеременное соприкосновение с различными уровнями Измененной ткани бытия, из которой был соткан мнимый пар-арценц Опоры Писаний. Заговоры, скрепляющие образ Сонна, натянутый на мертвечину, рвались один за другим. Пар-арценц, пришпиленный к стене собственным «облачным клинком», был мертв. Он умер почти мгновенно.
«Неужели? Так просто!? Получилось! – Лараф был вне себя от ликования. – В аррумы! Всех, кто выжил! Каждому – по пяти сотен авров премии! Листья трилистника к „Звезде Морей“! Или что там дают в Своде? Лапу Хуммера к „Зраку Шилола“?»
Да, образ Сонна был мертв. И пока Лараф, обмирая от восторга, приближался мелкими, осторожными шагами к Йору, образ Сонна начал распадаться не только в смысле внутренних скреп, но также в смысле внешних примет и мороков.
Первой облезла голова. Несколько скругленных черепков от умывальных кувшинов просыпались на пол. Сразу же вслед за тем обнажились правое бедро и ребра, представлявшие собой скрученные в бараний рог останки животного-девять. Весь этот прах сыпался на пол, в то время как одежды пар-арценца истлевали без остатка.
Только ранцевый сарнод остался цел и невредим, ибо был настоящим. Он отлепился от стены и упал на зловонную кучу одним из последних.
Через полминуты от пар-арценца осталась только рука, прибитая к стене «облачным» клинком.
– Ааааах-хр, – захрипел Йор. Его руки ожили, метнулись к горлу, разорвали разом все салатово-зеленые полоски взбесившейся доспешной кожи и отшвырнули их прочь.
Лараф – который постепенно учился соображать если не быстро, то, по крайней мере, не убийственно медленно – оставил излишнюю осторожность и подошел к ранцевому сарноду. Книги там, разумеется, не было.
– Мой гнорр! – бу-бух, это припал на колено прямо перед Ларафом очухавшийся Йор. – Сонн пришел сюда не один! Я почувствовал это, но было уже поздно! Только благодаря могучей силе, которую он призвал себе в союзники, ему удалось избегнуть смерти…
– Молчать! – Ларафу было не до церемоний. Такого перепада эмоций – от блаженной эйфории абсолютной победы до полнейшего отчаяния – он не испытывал отродясь. – Молчать, пар-арценц! Немедля отвечайте: куда подевались Сонн и книга!?
– Наверное, уже на берегу.