Светлые крылья для темного стража
Шрифт:
— И что нашли?
— Да нет, не нашли пока. Ты же знаешь врачей: пока ничего не видно, но продолжайте сдавать анализы. А точный диагноз только вскрытие покажет.
Грошиков затрясся от смеха. Смех у него был неприятный: точно трясли копилкой, внутри которой бренчала мелочь. Эдя поежился.
— И где живет твой гуру?
— Ага, проняло тебя! — торжествующе воскликнул Грошиков. — И меня в первую встречу тоже проняло! Я-то ехал к нему хохмы ради, а он как взглянул на меня — тут я понял: все, попал! Только учти — он не всех принимает…
— Это еще зачем?
Грошиков затруднился объяснить.
— Так положено. Гарантия того, что ты действительно хочешь его видеть, а не от нечего делать. Так дашь три капли крови?
Эдю предложение не впечатлило. Он с детства терпеть не мог сдавать анализы.
— Как я тебе их дам-то? На зубок, как вампиру? — поинтересовался он.
— Зачем на зубок? Купим шприц одноразовый…
— Нет уж, — отказался Хаврон. — Не тянет меня!
— Тебе что, трех капель жалко? Доноры по стакану сдают, — сказал Грошиков.
Впрочем, настаивать он не стал. Взглянул на часы, хлопнул себя по лбу и заспешил.
— Извини, брат, я отчаливаю! У меня свидание! Клевая, я тебе скажу, девочка! Издали посмотришь — слюнки текут. Близко посмотришь — в обморок грохнешься.
Пока Эдя разбирался в этой запутанной характеристике, которую можно было растолковать и так и эдак, Грошиков подошел к дорогому джипу, припаркованному прямо на тротуаре, и с неосознанным собственничеством демонстрируя, что это его машина, небрежно похлопал ее по крыше.
— Мой рыдван! Ничего так — колесики пока крутятся.
— Ого! Отвертки нынче на подъеме? — оценил Эдя.
— Какие там отвертки? Я уж и забыл о них. Говорю тебе: три капли — и сразу переть начинает! Так что, согласен? Учти, это я тебе по старой дружбе! Не кому попало предлагаю!
— Я подумаю, — сказал Эдя.
Грошиков сел в джип и укатил, старательно нарушая все правила, которые можно было нарушить на коротком отрезке дороги. Эдя проводил его задумчивым взглядом. Судя по всему, дела у его знакомого шли неплохо.
— Вот тебе и гуру, — сказал Хаврон.
Глава 6
Испанский поцелуй японского лейтенанта
Люди, — решил я, — страдают потому, что лишены чего-то, что они считают благом, или потому, что, обладая им, боятся его лишиться, или потому, что терпят нечто, кажущееся им злом. Упраздните такое убеждение, и все страдания рассеются.
Улита сидела в единственном кресле в квартире Эссиорха и, закинув ноги на стул, шевелила пальцами на ногах. Нетерпеливо сброшенные туфли валялись в разных углах комнаты. Эссиорх, недавно вернувшийся от скульптора Кареглазова, плескался в душе — смывал с себя смог и гипс.
Из кухни появился Корнелий. Он только что
— Слушай! Выходи за меня замуж! — с ходу предложил Корнелий.
— За чего? — не расслышав, переспросила Улита.
— Замуж! — повторил Корнелий.
Улита порозовела. Всякой девушке лестно, когда ее зовут замуж. Даже если она ведьма. Увы, приходилось отказывать и разбивать сердце.
— Обойдешься! — ответила Улита.
Корнелий деловито кивнул. Дожевывая морскую капусту, он достал блокнот с пожарником и карандашом поставил минус. Улита заинтересовалась.
— Что ты делаешь?
— Ничего. Так, заметки для памяти, — уклончиво ответил Корнелий.
— Для памяти? — с обидой переспросила Улита. — Хочешь сказать, без блокнота ты забыл бы, что я тебе отказала?
Корнелий не стал это отрицать.
— Ну… э-э… день длинный, впечатлений много… — сказал он.
Улите его уклончивость не понравилась. Ничего себе день длинный, впечатлений много! Женщина за всю жизнь может ни разу не поинтересоваться, как звали дедушку ее дедушки и кто он был по профессии, может с легкостью забыть номер собственного сотового, но никогда не забудет человека, сделавшего ей предложение. Даже если она ему отказала.
Улита решительно отловила Корнелия в дальнем углу комнаты и на правах несостоявшейся жены отобрала у него блокнот.
— Двенадцать минусов и три плюса. Это еще что за фокусы? А ну отвечай! — потребовала она.
— Да так, просто материалы для будущей диссертации, — неохотно признался Корнелий. — Сегодня мне отказали двенадцать раз и три раза сказали «да»… Ну минусы ладно, переживу. А вот что делать с плюсами — проблема. Люди же ждут, наверное, каких-то дальнейших действий.
— Каких дальнейших?
— Ну не знаю… Кольца там и все такое. Я же страж света. Мне обманывать не положено. Снова, значит, выговор влепят.
В ванной перестала, наконец, плескать вода. Дверь открылась, и появился Эссиорх, похожий на статую языческого бога, из соображений нравственности обмотанную полотенцем с пальмами. На ногах у него звонко шлепали резиновые тапки. И полотенце, и резиновые тапки были подарком Улиты, поскольку Эссиорх так и не сумел отыскать неудачливых полотенец и неудачливых шлепок.
У Улиты, которая по дороге к Эссиорху съела только одну шоколадку, вспыхнуло слезливое желание пожалеть себя.
— Тетушка-природа мечтает усредниться и растерять все свои генетические успехи. Длинношерстные персидские кошки влюбляются в жутких котов с помойки. Баскетболистам нравятся коротконогие толстушки, а пухлым безусым блондинам суровые метательницы молота. Не потому ли я, такая чуткая, умная и совершенная, влюбилась в тупого мускулистого механика, эту бездумную подставку для мотошлема? — произнесла она с надрывом.
«Бездумная подставка для мотошлема» остановилась и с подозрением уставилась на Корнелия.