Светлые крылья для темного стража
Шрифт:
— Не понимаю я тебя! Ты прям не мужчина, а памятник! И как так можно жить? — промурлыкала Улита.
Она стояла за спиной Эссиорха и, закрывая ему руками глаза, мешала рисовать.
— Как жить?
— Ну мужчина — усредненный такой — обычно судит о благополучии другого мужчины по трем вещам: машине, девушке и квартире. Машина должна быть крутая, девушка с ногами от глазных зубов, а квартира — стильная берлога. А у тебя что? Вместо машины раздолбанный мотоцикл, девушка — борец сумо, а о квартире я
— Не стыдно. Мотоцикл… пусть меня кто-нибудь в пробке обгонит. Квартира недалеко от центра. Ну а девушка у меня вообще самая лучшая, — твердо сказал Эссиорх.
Он отлично знал, что внешне уверенные люди как никто другой нуждаются в усиленных дозах сторонней уверенности.
Улита просияла и вновь попыталась повиснуть на Эссиорхе. Но именно в этот момент в дверь позвонили.
— Ты уверен, что твой чемпион по выхватыванию флейт из кастрюли с супом понимает по часам? — спросила она с досадой.
— Это не Корнелий, — сказал Эссиорх.
— Откуда ты знаешь?
— Корнелий обычно трезвонит так, будто за ним гонится весь мрак, а тут всего лишь двойное, очень аккуратное «дзынь» с маленьким промежутком. Это больше похоже на… Дафну! — закончил Эссиорх уже в коридоре, распахивая дверь.
Предчувствие не обмануло. Это действительно была Дафна. О ее ногу терся Депресняк, немедленно рванувший на кухню. Эссиорх мысленно открыл дверцу холодильника.
— Привет! Заходи! — обрадовался Эссиорх, за рукав втягивая в коридор Дафну.
Эссиорха оттеснила Улита. За спиной Дафны она углядела сияющего Мефа и уставилась на него с подозрением.
— А ну отвернулся от меня и привел лицо в нормальное состояние! — велела она.
— Чего? — растерялся Меф.
— А того! Ты похож на героя из японской мультяшки, когда они всех поубивают и радуются! Только глазки у них малость побольше и рожа не такая хитрая! — сказала Улита.
Дафна оглянулась на Мефа. М-да, наследник мрака, пусть даже и бывший, мог бы радоваться менее заметно. Меф сунул руку в карман и выудил стеклянный пузырек из-под валерьянки.
— О, знакомые лекарства! — умилилась Улита. — А пустырничек не пробовал? Две столовых ложки таблеток валерьянки на полстакана пустырника, добавляешь каплю йода для здоровья, перекиси, чтобы булькало, немного зеленки, чтобы цвет был приятный, — и вечный покой в этом мире бушующем! Можно не откладывая отправляться лизать краски!
Улита замолчала, довольная, что ей удалось тремя фразами проехаться сразу по Эссиорху и по Мефу. Вот только Меф слушал ее невнимательно. Большим пальцем он осторожно снял с пузырька резиновую крышку и протянул его Улите.
— Твой эйдос! Держи! — сказал он, широко улыбаясь.
До последней секунды он был
— Мой кто? — переспросила Улита, но сказанное Мефом уже проникло в ее сознание.
Она заглянула в пузырек и отшатнулась, точно внутри был живой скорпион. По лицу ведьмы пробежала судорога. Оно стало несчастным, жалким, растерянным.
— Откуда он у тебя? — спросила Улита с непонятным ужасом, почти с отвращением.
Дафне подумалось, что такой голос бывает у безногого, которому кто-то шутки ради вздумал подарить брюки.
— Да так… одолжили у одного деятеля. Почему ты не радуешься? И где искреннее «спасибо» боевому товарищу? — нетерпеливо потребовал Меф.
Воображение у него было мужское, немного трафаретное. И сцену возвращения эйдоса он представлял куда как бравурнее. В духе того, как в немом кино бедной девушке дарят ожерелье, чтобы она заплатила долги отца. И вот девушка падает на колени, прижимает руки к сердцу, благодарит.
Улита же вела себя странно. Она вдруг вскрикнула, отбросила пузырек и, рванувшись, заперлась в комнате. Со звуком винтовочного затвора щелкнул шпингалет. Опрокинулся мольберт. Хлопнуло окно, раму которого толкнули отнюдь не кукольной ручкой. Через дверь слышно было, как Улита шумно рыдает. Вот она повалилась на диван, жалобно скрипнувший пружинными внутренностями.
Улита рыдала бурно. Она была как летний ливень с грозой. Как мчащийся по проспекту ураган, опрокидывающий остановки. Лампочка над головой у Даф сама собой вспыхивала и гасла. Холодильник на кухне трясся как припадочный, тоже рыдая вчерашним опрокинувшимся супом.
— Гады! Все гады! Ненавижу! — доносилось из-за двери.
Мефодий наклонился и поднял пузырек валерьянки. Он не разбился. На дне пузырька виновато переливалась половинчатая голубая песчинка.
— Что мы такого сделали? Мы же хотели как лучше! — сказал Меф с обидой.
Эссиорх взял у него пузырек, заглянул в него. Лицо у него стало печальным.
— Ты что, забыл, что у Улиты есть дарх? — спросил он и мягко посмотрел на Дафну: — И ты тоже забыла? Он-то понятно, а ты как могла?
Даф упрямо замотала головой. Нет, она не забыла. Она просто задвинула неприятную мысль в дальний ящик сознания в надежде, что все само собой разрулится и изгладится. Да вот не изгладилось — дарх есть дарх и служба Улиты мраку есть служба мраку.
Существуют вещи очевидные. Всякий знает, что если на голову с двадцатого этажа упадет кирпич — погибнешь, а уколешься шилом — выступит кровь. И есть вещи неочевидные. Например, существование света и тьмы. Хочешь — верь, а хочешь — сделай вид, что их нет.