Светлые крылья для темного стража
Шрифт:
— Кто бы сомневался!
— У нас был четырехчасовой орал спик за жизнь. Классно поболтали. Хлопнули несколько теакапов чая с шугером. Правда, закончилось все малость кособоко.
— Кособоко?
— Инглишмен перепил теакапов с шугером и попытался распустить ручки. Ну а Праша чуток погорячилась. А по мне так напрасно. Если какой-то мэн тебе не понравился, еще не значит, что надо с ним так поступать, — охотно пояснил Ромасюсик.
— Как поступать? — спросил Меф.
От прямого ответа Ромасюсик уклонился.
— Ну как поступила — так поступила. Праша славная, только вспыльчивая.
— Буду иметь в виду. А теперь к делу: чего ты звонишь? — оборвал его Меф.
Щебету шоколадного юноши он не доверял. Тот его элементарно забалтывал. Чем больше сахара в голосе, тем выше вероятность, что сахар нужен, чтобы припудрить яд.
Ромасюсик ощутил, что Меф теряет терпение, и засуетился.
— Ах да, про трабл! Мы хотели сказать, что нехорошо брать чужое! А еще светлые, пример должны подавать! Ай-ай!
В голосе Ромасюсика возникло нечто особенно пакостное. А тут еще в ухе у Мефа подозрительно захлюпало. Меф готов был поклясться, что шоколадный юноша высунул язык и облизывает трубку.
— Откуда ты знаешь, что пергамент у нас? — не выдержал Меф.
— О, признался! На скидку надеешься? — умилился Ромасюсик.
— На какую скидку?
— Ну как? Чистосердечное признание в несовершенных преступлениях смягчает вину и увеличивает наказание!
— Кончай чушью булькать! — отрезал Меф. — Кто вам сказал про пергамент?
— Интуиция — лучший друг интеллекта! В Москве не так много девиц с летающими волосами, крылатых котов и юношей с отколотыми — хи-хи! — мозгами. Ду ю андестэнд, чего я спикаю?
— Не нарывайся, шоколадка! Я спокойно могу расплавить тебя прямо через телефонную трубку, — спокойно предупредил Меф.
Это было не так, но Ромасюсик испугался.
— Не буду, не буду… Огненнобородого, на которого вы напали, зовут Боватингмо. Это евнух бывшего повелителя Кводнона, его приближенное лицо. Пергамент — память о его хозяине, к которому он был очень привязан. Сейчас Боватингмо малость не у дел и живет в Тартаре на покое. Пьет для здоровья цианид, принимает серные ванны и часто посещает котел с медиками, чтобы послушать их советов. Мирный старый страж, давно повесивший сабельку на гвоздь.
Меф держал трубку с тем расчетом, чтобы голос Ромасюсика был слышен не только ему, но и Дафне с Эссиорхом. Меф заметил, что при упоминании имени Боватингмо Эссиорх нахмурился и подал ему знак расспрашивать дальше.
— И что, этот Боватингмо прибежал к вам ябедничать? — уточнил Меф.
— А ты на что надеялся? Нельзя обижать слабых. Слабые хоть сами сдачи и не дают, но вопить умеют громко. Боватингмо предлагает, чтобы все обошлось без шума и скандала. Это ключевой, так сказать, поинт соглашения! Он даже согласен, чтобы вы оставили у себя эйдосы. Ему не жалко. Он пожилой, потребности у него маленькие, — сказал Ромасюсик.
— Ого! — удивленно воскликнул Меф.
Он впервые встречал стража, который с такой небрежностью разбрасывается эйдосами.
— Вот именно: ого. Вам повезло, что Боватингмо — просто ходячий пису пис. Прашечка натурально умиляется. Она сама за такие дела любому давно
— А если я не отдам пергамент? — спросил Меф.
— Тогда нам придется искать альтернативные варианты, — произнес Ромасюсик тоном вселенского злодея, укравшего из булочной два пакета сушек.
— Какие, например?
— Ну, например, Боватингмо пожалуется не нам, а Лигулу, и Лигул пришлет толпу сердитых анклов с изделиями из феррума.
— Выходит, пока что Лигул не знает? — удивился Меф.
— Пока нет. Мы обещали Боватингмо уладить все сами. Не знаю почему, Буслаев, но Праша относится к тебе очень трепетно. Мне кажется, вздумай ты чуток распустить ручки, она не поступила бы с тобой, как с тем инглишменом. — Ромасюсик хихикнул. — Так что, вернете пергамент?
— Я подумаю, — пообещал Меф.
Рядом с Ромасюсиком он угадывал Прасковью. Видимо, воспитанница Лигула нетерпеливо пнула его, потому что шоколадный юноша тихо ойкнул и затарахтел как пулемет, которому скормили новую ленту.
— У нас к тебе еще одно дельце! Лигул недавно был в Москве и говорил с Прашей. Ну как с новой наследницей. Надеюсь, без обид?
— Без, — заверил его Меф, однако Ромасюсик ему, пожалуй, не поверил, потому что голос его странно вильнул.
— В общем, Лигул кое-что сказал Прасковье и про тебя.
— Про меня?
— Ага. Он сказал, что не удивится, если Буслаевым заинтересуется Спуриус. Заинтересуется именно теперь, когда ты в некотором роде осиротил нашу древнюю организацию.
«Давно ли с балкона падал и в Лете тонул, а теперь вот «наша древняя организация»! — удивился такому быстрому превращению Меф.
Имя Спуриус тревогой защекотало ему память. Где же он его слышал? Явно не от Арея, но от кого?
— Кто такой Спуриус? — спросил Буслаев.
— О, зашкаливающе импортальная персона! У Кводнона было два фаворита — Лигул и Спуриус, — выплевывал округлые слова Ромасюсик. — Лигул (ой, что я несу! Надеюсь, тут все свои!) — горбун, сухарь, канцелярская крыса. Родную маму за копейку продаст, да только деньги вперед с десятерых возьмет, а товар придержит. Спуриус же был полная ему противоположность. Молодой, веселый, удачливый красавец. Щедр с друзьями, с врагами — кремень, за словом в карман не лезет. Дуэлянт, бретер! С клинком на ты! В общем, не сильно совру, если скажу, что Спуриус нравился даже суровым бойцам, вроде Арея, для которых мрак — это такая горьковатая романтика.
— Не тебе рассуждать об Арее! — одернул Ромасюсика Меф.
— Конечно-конечно! — торопливо согласился Ромасюсик. — В общем, когда Кводнон погиб, многие посчитали, что именно Спуриус должен возглавить мрак. Разумеется, имелся в виду временный пост, пока силы Кводнона не вселятся в подходящего младенца. Лигула тогда никто даже всерьез и не рассматривал как претендента.
— Лигул его, конечно, терпеть не мог, — предположил Меф.
— Почему? — спохватился Ромасюсик, который после неосторожных слов про канцелярскую крысу занервничал, что его заподозрят в недостатке лояльности. — Лигул всегда подчеркивал, что он выше личных амбиций. У них со Спуриусом были уравновешенные деловые отношения, основанные на взаимном уваже…