Светоч русской земли
Шрифт:
Став настоятелем, он должен будет приказывать каждому, как приказывает ныне себе, понимают ли они это? Алексий там, в Царьграде, понимает. Понимает и Симон, смоленский архимандрит, муж многих добродетелей, оставивший родину, почёт, кафедру ради радонежского монастыря и отвергший мысль стать игуменом вместо Сергия.
А Стефана в настоятельское место даже и не предложил никто из братии! Почто?
– спросил мысленно и, усмехнувшись, понял почто: нелепо было бы игумену Богоявления, духовнику покойного великого князя Семёна, после Москвы, после княжого двора и боярских почестей... Вдвойне нелепо! И Митрофан в своё время отвергся игуменского служения, хоть он и мог бы... Нет, и он бы не смог! Алексий с братией - правы. Иного - некого!
А он? Не пожалеет ли об одиночестве, о ночах истомы в лесу, со зверьми и гадами вместо
Ныне снова в обители не хватило воска. В стоянцах одесную и ошую царских врат горели лучины. Одна свеча была укреплена в алтаре, за престолом.
Царские врата Сергий резал сам. Сам резал аналой, и деревянные паникадила резал и украшал в долгие ночи одинокого пустынножительства. Стало жаль этой церкви, которую они ставили со Стефаном!
Первые годы подвижничества казались теперь долгими, столь многое явилось содеянным в нём и вокруг него. И медведь, приходивший к нему кормиться две зимы подряд, а затем сгинувший, казался нынче почти сказкой, передаваемой братией из уст в уста... И порой, вспоминался Ляпун Ёрш, едва не убивший его на молитве в этой церкви в первое лето подвига... Его тогда спасло заступничество Матери Божьей. Сергий попросит Матерь Божью, Заступницу россиян, о знамении и наставлении к подвигу...
Ныне и кельи стоят не абы как, а в кружок, задами к ограде.
Войдя в храм, Сергий осмотрел слитую плечо в плечо толпу молящихся, для него состоящую всю из лиц, а не из безличного множества. Вот стоит Василий Сухой, перемогающий свой постоянный недуг с мужеством, которого не сыщешь и у здорового мужика. За ним виднеется мерянское лицо Якова-Якуты, посыльного обители, исполнявшего каждое дело с обстоятельностью. С таким не пропадёшь. У стены, в полутьме, замер Елисей, сын Онисима, молчаливый, всё ещё угнетённый горем: семью Елисея унесла чёрная смерть. Из Елисея будет, в след отцу, хороший дьякон для обители. Напротив алтаря замер, углубясь в молитву, Исаакий - муж, владеющий редким даром духовного делания. Бросилось в глаза и светлое лицо Романа, невдалеке от Исаакия, обращённое к нему, Сергию. Тоже будет муж великих добродетелей, когда укрепит ум духовным деланием и молитвой. Там, в стороне, рядом с Ванятой, стоит молодой инок Андроник, ростовчанин, земляк, пришедший в обитель Святой Троицы, едва прослышав о Сергии. И из него вырастет с годами не худой делатель Господу. Доброй братией наградил его Промысел! С ними Сергий переносил вместе голод, холод и скудноту первых лет подвижничества, в них верил. Но новых, что набежали в монастырь в последнее лето, соблазнённые восходящей славой обители Святой Троицы, Сергий ещё не постиг, ибо человек растёт в подвигах и с каждым совершённым деянием прибавляется нечто и в делателе. Каковы будут они перед лицом навычной старым инокам трудноты? Иных Сергий, испытав, отсылал в мир, другим назначал сроки искуса.
Наконец и отставший послушник, скрипнув дверью и пригибаясь по-за спинами, проник в церковь, пряча глаза и крестясь. Восстал от сна, чтобы приобщиться к Господу, когда уже любая деревенская жёнка, переделав кучу дел, задав корм скотине, выпахав пол, накормив дитя в колыбели, засунув горшки в печь, начинала доить корову!
Симон, раздвинув морщины лица, взглядом со скрытой улыбкой ответил на взгляд Сергия и тем отеплил душу. Когда-нибудь они заведут, как в Царьграде, в монастыре неусыпную, непрерывную службу сменяющими друг друга иноками. И даже непрерывное пение...
Он разогнул книгу, положенную перед ним на аналой Михеем, и, отодвинув, наконец, в сторону заботы, стал читать, отдавшись тому, что подступало и подступило, наконец, с первыми голосами мужского хора, усилившегося и окрепшего с умножением братии. И когда волны славословия наполнили храм, он отдался звучному осиянию завораживающей красоты, которая уносила всё выше, реяла уже за гранью телесного естества, открывая лицезрению Горние миры. Пел хор, пел Сергий. Голоса твердили победу Добра и Света над миром зла. Реял в выси голосок Ваняты, взмывающий к Небесам, и рокот старческих голосов крепил победоносное шествие ратей ангелов. Голос Симона входил в созвучие с его голосом, и ширилась радость в груди, и приходило такое, когда он уже не пел, а пелось, и уносило на волнах Торжества и баюкало, и то печалью отречений, то мужеством духовной борьбы целило и наполняло Святыню сердца.
Редко пелось так, как сегодня. Видимо, и всем передалось то, что совершалось в душе Сергия, и потому, отпев канон и светилен, они смотрели друг на друга опьяневшие и радовались собой, и кто-то утирал слезу.
Глава 15
До поздней заутрени следовало истопить, выпахать печь и поставить просфоры, а также заквасить новые из намолотой накануне муки, и Сергий, вернувшись в хижину, принялся за дело. На ощупь, найдя чело русский печи, он обнаружил, что дрова уже положены и лучина только ждала огня, чтобы запылать во чреве печи. Михей, занятый уборкой церкви, ещё не приходил, и Сергий, улыбнувшись, понял, кто озаботился дровами и растопкой.
Печи в обители зажигались по утрам от лампадного огня храмовой иконы Живоначальной Троицы, и Михей, назначенный учинённым братом, каждое утро разносил огонь по кельям. Вскоре он заглянул в дверь, прикрывая полой слюдяной фонарь. Сергий принял огонь, кивком головы отпустив Михея, только ещё начавшего свой обход, раздул пламя в печи, и хижина осветилась трепещущим светом. Потрескивали, распространяя тепло, поленья, дым, загибаясь прядями, потёк над головой, разыскивая устье дымника, и Сергий, засучив рукава и омыв руки, стал раскатывать тесто.
Скрипнула дверь, и по шагам Сергий узнал Ванятку.
Отрок, которому шёл двенадцатый год, ожидал пострижения. Многие качали головами, дивясь юности отрока и про себя ужасаясь нраву родителя и дяди, не поимевших жалости к детскому возрасту.
Только Онисим знал, что всё было иначе, что Ванятка заставил отца отвести его в монастырь к дяде Серёже, что и раньше того, с первых месяцев бытия, дитятей, оставшись без матери, тянулся к дяде сильней, чем к отцу, что в минуты посещений Сергием радонежского дома лез к нему на колени, плакал и не хотел отпускать. И что истиной решения Сергия с братом была Любовь.
Онисим знал и молчал. Молчал и Стефан. Это был их семейный счёт и семейная тайна.
Покойная Нюша год от года легчала, яснела. Всё то, тяжёлое, бабье, плотяное, что проявилось в ней в годы её замужества за Стефаном, угасало в отдалении лет. В ней - всё больше света, всё меньше земного бытия. Помнилась только задумчивость улыбки, только ветерок радости от девичьей поступи...
Он отступил в сторону, когда это у них со Стефаном началось. У него это началось намного позже, в лесном одиночестве поздней весны. Ограничив себя в пище и усугубив труды и молитвенное бдение, он сумел тогда одолеть искушение плоти. Одолел, победил, может, сломив себя, но многое понял с тех пор и в себе и в других, приходящих к нему ради духовной помощи. Понял и брата Стефана...