Светоч русской земли
Шрифт:
– Во-первых, никогда не бездельничай!
– сказал Сергий.
Его руки продолжали работать, и Ванюшка, вопрошая, помогали наставнику. Отрок по примеру дяди давно уже понял, что можно говорить и работать одновременно.
– Безделье - мать всех пороков, от него и скорбные мысли, и плотское разжжение, и гордость, и зависть, и суемудрие. Видал ты, когда на улице города колесо ли слетит у телеги, товар ли рассыплют, спор ли какой или иное что, - сколь сразу является глядельщиков? И стоят, и толкуют, и советуют каждый своё, и глядят, а помогают - один, двое. Всем этим людям нечего делать, они мыслят, как убить время, как протянуть.
– А злым Бессмертие не дано?!
– Мы не ведаем того, Ванюшка! Нам сказано лишь: не судите, да не судимы будете! Так вот! Во-первых, не теряй времени. И сразу узришь, как его у тебя много! Вечером, перед сном, на молитве перебирай весь день и считай, сколько минут потерял даром, дабы впредь не сотворять того. Во-вторых, когда что делаешь, собирай свой ум к деланию сему и не отвлекайся ни на что иное, пока не довершишь делания. И, в-третьих, никогда не жди награды за труд. Помни, что творишь Господу своему и от Него воспримешь награду. Желающий благ и помочи Божьей тут, на Земле, есть неверующий в Жизнь Вечную.
Сергий говорил и думал про себя: сколькие меняли, меняют и будут менять первородство на чечевичную похлёбку! Я учу братию чтить Бога, сводить ум воедино, не тратить времени зря, всегда стоять на Заветах Христа! Возлюби Господа и ближнего своего. Увы! Эти Заповеди - наиболее доступны простецам, а уже тем, кто - в силе и славе, премного труднее следовать им. Даже Антония Великого посещали сожаления об оставленном доме и розданном богатстве.
– А украсы и утехи жизни - всё мара, обман! Вспомни слово Спасителя о лилиях полевых!
– Сергий, приодержавшись, взглянул на отрока.
– Я укажу тебе на эту осень, багрец и золото её красоты - не паче ли всех шелков и аксамитов, всего, что может измыслить человек?
– Значит, ежели не тратить времени зря, можно сделать очень много? За жизнь?
– Во всяком случае, столько, что, умирая, не стыдно будет предстать пред Господом.
– И надо обо всём говорить Господу?
– Себе! Господь, с выси Горней, и так видит наши дела и помышления, и обмануть Учителя Истины невозможно.
– Дядя Серёжа... Отче! Ты, правда, пострижёшь меня, когда станешь игуменом?
– Да, сыне!
Глава 16
К возвращению Михея просфоры были засунуты в печь, закрытую деревянной заслонкой, и в воздухе стоял хлебный запах.
Сергий вышел в келью, прикрыв за собой дверь. Здесь стоял холод, иней покрывал аналой и углы. Сергий посмотрел в едва видные в лампадном сумраке глаза Николы, потом в глаза Матери Божьей и, опустившись на колени, замер в умной молитве. Холод кельи, очищая обоняние, помогал сосредоточению мысли. Он знал, что Михей вошёл в хижину, угадал, что с важным известием, хотя Михей никогда не дерзал тревожить наставника на молитве.
Уже вернувшись в хижину, Сергий, всмотревшись в лицо Михея, спросил:
– Стефан?
– Воротилси с Москвы!
– сказал Михей.
– Должно, к тебе грядёт!
Стефан шёл к нему, и Сергий понял это прежде стука в дверь.
Братья троекратно облобызались. На лице Стефана, иссечённом ветром, лежала печать усталости; шагал от Москвы всю ночь, проваливаясь в снежных замётах и не отдыхая. Сергий предложил щей. Стефан покачал головой. За немногий срок, оставшийся до обедни, не стоило разрушать постного воздержания. Стефан сидел высокий, прямой, недоступный, уже прознавший, что брата уговорили стать игуменом.
– Худо - на Москве!
– сказал, перемолчав и ссутуливая плечи.
– В боярах нестроение! В тысяцкие прочат Хвоста, а Вельяминовых - прочь.
– Князь Иван?
– спросил Сергий, поднимая глаза.
– Князь по сю пору - в Орде, да и не возможет противу...
– сказал Стефан.
– Не может!
– добавил он, сдвигая брови.
– Слаб! И Алексия нет!
– Почто?
– спросил Сергий. (Михей, сообразив, что ему лучше не быть слушателем разговора, вышел на улицу, прикрыв дверь.)
– Всему виной - духовная Семёна, которую я не подписал! Весь московский удел великого княжения достался вдове Марии, тверянке... А Вельяминовы - за неё.
– Великий князь чаял сына, хотя после смерти своей...
– отозвался Сергий, думая о другом.
Омрачение, наступившее на Москве после миновения мора, должно было наступить. Много прихлынуло из сёл и весей нового народа, юного и жадного, не ведающего обычаев столичного города. Со смертью тысяцкого, Василия Протасьича, власть Вельяминовых стала некрепка. Василий Васильич был горяч и нравен. И своим уделом Марии должно поделиться с Иваном, не ожидая боярской которы. При слабом князе и долгом отсутствии Алексия любая беда может совершиться на Москве! Но не с этим шёл сюда Стефан, и не об этом его мысли - сегодня.
– Ваня - у Онисима. Лежит старик!
– подсказал Сергий, глядя в серое лицо брата.
Стефан поднял взор, понял и кивнул.
– Келья твоя - истоплена, - сказал Сергий.
Стефан кивнул, удивлённо посмотрев на брата.
– Я посылал давеча Михея, - пояснил Сергий.
Лицо Стефана тронуло румянцем. Он опустил и снова поднял глаза. Приходилось спрашивать. Прокашляв и ещё больше ссутулив плечи, он вымолвил, наконец, не глядя в глаза брату:
– Ты станешь игуменом?
– Я сожидал тебя!
– ответил Сергий.