Светоч русской земли

Иванов Сергей Иванович

– Под Радонежем?!
– переспросил он, начиная догадываться, что иноки, стоящие перед ним, заслуживают большего уважения, чем то, которое он оказал им вначале.

Афанасий, кивнув служке распорядиться о трапезе, предложил инокам присесть и снять оболочину. Монахи уселись на лавку, озирая покой. Афанасий не ведал, что Стефан с Сергием были тут много лет назад, у Феогноста, затеивая своё начинание, а Стефан и позже часто приезжал в Переяславль по епархиальным и дворцовым делам.

Чума унесла многих знакомцев Стефана, иначе его признали бы при входе в монастырь. Афанасий неоднократно встречал княжеского духовника, но потому и не сумел признать Стефана в худом высоком и мрачном иноке, обутом, как и

двое прочих, в лапти с онучами и в дорожном вотоле вместо прежней хорьковой шубы, отороченной соболем. Стефан же из гордости не назвал себя в первый након, а теперь, когда они поднялись, чтобы пройти в трапезную, стало вроде бы и неловко перед оплошавшим епископом. Положение спас борисоглебский эконом, заглянувший в палату, чтобы проводить гостей в трапезную. Вглядываясь в лицо Стефана, он ахнул и, расплывясь в улыбке, запричитал:

– Отче, Стефане! Гость дорогой! Батюшко! Давно от Богоявленья? А это - не братец ли, к часу? Сергий? Слыхал, как же! Слыхом земля полнится!

Настал черёд ахнуть и Афанасию. Он чуть не задержал уходящих, намерясь велеть подать снедое сюда, в наместничий покой, но эконом показал ему рукой в воздухе: мол, не надо, всё сделаю! И Афанасий, чая исправить своё невежество, лишь послал следом за гостями иподьякона, повелев позвать Стефана после трапезы для беседы с глаза на глаз, и после не мог найти себе места, пока гость не явился перед ним, всё в той же свите и в тех же лаптях, не вкусивший и четверти редких блюд, предложенных гостям экономом.

Афанасий не знал, с чего начать разговор. Покаялся, что не признал Стефана, в ответ Стефан повинился тоже, что сразу не назвал себя наместнику. С затруднением, чувствуя, что у него вспотели лицо и руки, Афанасий задал, наконец, главный вопрос:

– Почто Стефан не хочет стать во главе новой обители?

Стефан сказал:

– Иноки избрали Сергия!

– Но братец твой, как понял я, - сказал Афанасий, - и сам не жаждет стати пастырем стада духовного? Ведь ежели от меня просят они токмо избрать игумена...

Стефан прервал Афанасия, не дав ему докончить:

– Авва! Алексий судил брату моему быти руководителем радонежской обители! Никого иного не хочет ни единый из братии, и посему поставить над обителью иного игумена нелепо!
– Он помолчал и, склонив голову, докончил.
– Владыко Алексий ведает и иное, о чём напомню днесь: ещё от рождения на свет, Господь избрал брата моего к престолу Святой Троицы! Был знак, видение, крик утробный...

– Слыхал о том многажды и от многих, даже и от Алексия; и это свершилось с братцем твоим?!
– воскликнул Афанасий, тут только уразумев до конца меру события и смутясь.

– Да, владыко!
– сказал Стефан.
– И паки свершались...
– Он не захотел сказать "чудеса" и долго искал слово, сказав, наконец.
– Знамения... над ним...
– Он поднял взор.
– И потому сугубо...
– И опять не докончил.

– Да, да!
– подхватил Афанасий, не очень поверивший в знамения и чудеса.
– Тем паче владыка Алексий.

– Да!
– сказал Стефан, обрубая разговор.

Афанасий, свесив голову, задумался. Он мог... а, пожалуй, и не мог уже поступить иначе. Природная доброта, впрочем, почти уничтожила в нём первую обиду на монахов, и теперь он лишь о том жалел, что не всмотрелся в Сергия попристальнее.

– Баешь, Стефане, вся братия?!

Искус стать игуменом под Радонежем в это мгновение был столь велик у него, что едва не подвёл Стефана, и позже остался занозой в сердце, но Стефан и тут превозмог. Прожигая волынского епископа взглядом, он повторил всё прежде речённое, и Афанасий сдался. Вскоре, вызвав Сергия и облобызав его, он нарёк всеобщего избранника грядущим игуменом и даже прихмурил брови, когда Сергий, по обычаю, стал троекратно отрекаться от уготованной ему стези.

– Тебя, сыну и брате, Бог воззвах от утробы матери твоея и нарёк обителью Святой Троицы!
– сказал он, в ответ на отрицания Сергия.
– Возлюбленниче! Все добрая стяжал еси, а послушания не имеши!

Якута, вступивший в покой и до сих пор молчавший, подал голос, подтвердив, что вся братия жаждет видеть Сергия игуменом.

– Как угодно Господу, тако и буди, - сказал Сергий, вставая и кланяясь.
– Благослови Господи во веки веков!

– Аминь!
– ответили хором трое, и стало не о чем говорить.

Афанасий, обретший, наконец, снова своё прежнее достоинство, благословил и отпустил братьев до утра.

Сергий всю ночь простоял на молитве.

Глава 24

Поставление совершилось торжественно и просто. Епископ Афанасий в праздничных ризах, повелев клирикам войти в алтарь и приготовить всё потребное, ввёл Сергия в церковь, пустынную в этот час, и, поставив напротив царских врат, повелел читать Символ веры.

– Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым, - читал Сергий, слушая, как отдаются под сводами храма утверждённые соборами слова.
– И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия Единородного, иже от Отца рожденнаго прежде всех век: Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, а не сотворении, единосущна Отцу, Им же вся быша...

За каждое из этих слов велась борьба, пролиты потоки крови, споры на соборах доходили до драк. "Единосущным" или "подобосущным" называть Спасителя? Во "единаго Бога" или "Бога и Сына", как говорят латиняне?

Сколько пройдено ступеней, пока утверждённый Никейским и Халкидонским соборами Символ веры принял его нынешний вид, отделив христианство от философии неоплатоников и отмежевав от иудаизма, а православный Восток отделив от католического Запада!

– Нас ради человек и нашего ради спасения, - читал Сергий, - сшедшего с Небес и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятого за ны при Понтии Пилате, страдавшие и погребенна. И воскресшего в третий день по Писанием. И восшедшего на Небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущего со славой судити живым и мёртвым, Его же Царствию несть конца!