Светоносец. Трилогия
Шрифт:
Фаран и Уртред стал взбираться на пандус, туда, где лежала неподвижная фигура. Подойдя, Фаран ударил ее ногой и она перевернулась на спину. Точное подобие Джайала Иллгилла, но совершенные черты лица обезображены черными и пурпурными пятнами. Чума. Это Двойник, не Джайал.
— Он никогда не вернется туда, откуда пришел, — сказал Уртред, глядя на дворец.
— Возможно духи не разрешают вернуться тем, кто убежал, — ответил Фаран, указывая на арку.
Духи, заметив их, толпились у ворот дворца, закрывая дорогу; виднелись только бледные лица и шеи, вытянутые в бесконечном молчаливом крике. Но никто
Уртред посмотрел на Фарана, князь кивнул. Жрец переступил через труп Двойника и пошел вперед, лорд-вампир за ним. Теперь до них донеслось бормотание призраков. Подойдя к воротам Уртред, инстинктивно, поднял Жезл повыше, и духи отпрянули от входа, образовав улицу, в которую вошли он и Фаран. Плотной стеной призраки стояли по сторонам, шипя и бормоча.
— У него Жезл…
— Жрец Огня, освободи нас…
— Верни нас обратно в Мир Света…
Но оба человека не обращали внимание на них и шагали вперед, не глядя ни влево, ни вправо. Вслед за ними летели злые ругательства и проклятия.
Они прошли через ряд арок, и опять вышли на открытое пространство, оказавшись в обширном дворе, с туманными сводчатыми галереями и проходами с каждой стороны. Над ними поднимались вверх искаженные туманом силуэты башен, их темные тени падали на дорогу, человек и вампир шли вперед через странный, как будто составленный из многих полос свет, в котором призраки то появлялись, то исчезали.
Какое-то шестое чувство сказало Уртреду, куда идти: он повел Фарана через двор в один из сводчатых коридоров. Еще больше призраков ожидали их там, шепчущих, пытающихся схватить за руки, как нищие, просящие подаяния, жаждущие прикосновения света. Не обращая на них внимания он шел мимо.
Пошли знакомые лица, как если бы он шел по дороге своих собственных воспоминаний, на которой появились его учителя и мучители, послушники и монахи из монастыря Форгхольм, расплывшиеся лица сотен людей, которых он повстречал в ту безумную ночь в Тралле, народ из Годы и Лорна.
И, конечно, Манихей, его учитель и проводник. Он выскользнул из голубовато-серых теней. Как только он появился, все остальные призраки исчезли.
Уртред низко поклонился. — Учитель… — начал он. Но Манихей остановил его, подняв руку. — Сынок, я думал, что никогда больше не буду говорить с тобой. Но ты пришел в царство смерти, бросив вызов пророчествам и судьбе, и привел с собой Смерть. — Он указал на Фарана.
— Ах, учитель, я спрашиваю себя, не стал ли я сам таким, как этот ужасный лорд, Смерть. Все, чего бы я не коснулся, или просто подошел близко, умирает. Посмотри, эти призраки вьются вокруг меня как комары на исходе летнего дня. Только одна может вернуть меня к жизни, оживить. Та, о которой ты сказал мне в ту ночь в Тралле: Светоносица.
Манихей печально кивнул. — Да, я боялся этого, но все так и произошло. Я видел, как судьба ведет тебя к ней, но вместо того, чтобы видеть в ней полубогиню, ты увидел только женщину. Я видел, как ее тело и грация мучительно искушали твое сердце, давно замкнутое на замок, и как ты забыл все жреческие клятвы. Я видел многое из того, что должно было последовать вслед за этим. Но только не то, что ты последуешь за ней сюда, в обитель смерти.
Призрак отвел взгляд, в первый раз в жизни, или в смерти, не в состоянии встретить горящий взгляд ученика.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Уртред.
— Ах, я внушил тебе беспочвенную надежду и тем самым уничтожил тебя, Уртред. Да, я вызвал тебя в Тралл. Я предвидел время, когда не будет ни дня, ни ночи, но только бесконечная полночь; знал, что ты единственный человек во всем мире, чья сила равна моей, что ты и Таласса — единственный шанс предотвратить победу тьмы. Но я не сказал тебе, насколько ничтожно мал этот шанс. Это была даже не надежда, но мысль о надежде. И отчаяние затемнило эту мысль. Мои худшие страхи стали реальностью: свет солнца померк.
— Не надолго, учитель.
Манихей покачал головой. — Людям нужна надежда, и пока солнце светило надежда была. Вот для чего нам была нужна легенда о Светоносице. Но этот мир стар: огни солнца погасли, Исс все равно бы победил, даже если бы демоны не принесли в мир тьму.
— Возможно через много тысяч лет темнота догонит свой хвост и, как змея, съест его, и на земле больше не будет света. Но не сейчас. Эта темнота — результат волшебства и заклинаний. Мы уничтожим ее и пошлем Исса обратно в его дом на звездах, — жестко ответил Уртред.
Манихей кивнул. — Возможно. Да, возможно я слишком рано потерял надежду. Теперь ты носишь мою мантию, Уртред. Ты уже пошел дальше, чем я мог только мечтать. Измени мир, пророчества и букву закона. Пусть Светоносица живет!
И Манихей начал таять, как много месяцев назад в Тралле. — Таласса лежит внутри, — едва слышным голосом прошептал он. — Вниз вон по тому коридору. Торопись, даже сейчас ее душа уходит. — С этими словами призрак Старейшего исчез, растворился в эфире.
Уртред уставился на то место, где только что находился призрак. От него остался только маленький клочок тумана, который, как легкий пух, поплыл к огромным изогнутым стенам и башням дворца. Уртред посмотрел туда, куда показал Манихей. Перед ним тянулся длинный коридор, из высоких стен которого лился серебряный свет, ярко освещая одни куски, и оставляя другие в полной темноте.
Он думал, что в Тралле видел Манихея в последний раз. Учитель сам сказал об этом. Но он, Уртред, бросил вызов судьбе, вошел в Тени. А сейчас он победит судьбу еще раз. Таласса будет жить.
Уртред обернулся. Все призраки исчезли. Остался один Фаран. — Веди, — приказал лорд-вампир, приставив алебарду к груди жреца.
Вдвоем они пошли пустым проходом. Их ноги почти неслышно шагали по каменным плитам. Впереди, в высокой кирпичной стене, открылось прямоугольное отверстие. Войдя в него они увидели алтарь, освещенный одним единственным лучом серебряного света, падавшим с потолка высотой в сто футов.
На алтаре, все еще одетая в белый плащ из шерсти яка, лежала Таласса. Умирающая Таласса. Пурпурные и черные пятна усеивали лицо и шею.
Фаран подтолкнул Уртреда своей алебардой. Жрец подошел к атрарю и встал над ней. Она дышала тяжело и с трудом.
Уртред повернулся. Фаран глядел на умирающую девушку, его высохшее лицо сморщилось, со лба свисали складки кожи, почти закрывавшие глаза. Странно, но по его хрящеватым щекам текли слезы, падавшие на землю. О своем оружие он вообще забыл.