Светящееся пятно
Шрифт:
— Откуда мне знать?
— Вы хорошо это знали, когда говорили с мистером Порлоком.
Хупер снова подняла глаза, стараясь не встречаться взглядом с инспектором.
— Там был мистер Порлок.
— Вы в этом уверены?
Она кивнула.
— Он хорошо выходит на снимках.
— Вам известно, откуда взялась фотография?
— Должно быть, ее подобрал мальчик. Она была в шкафу с его игрушками. Няня жаловалась, что он устроил в детской страшный беспорядок, пока ее не было. Она сказала, что мисс Браун забрала фотографию из детской.
— И
— Миссис Оукли сказала, что фотография испорчена, и бросила ее в огонь.
— Мистер Порлок приходил к ней в среду во второй половине дня?
— Да.
— Где она его принимала?
— Наверху в ее гостиной.
— И какую часть их разговора вы слышали?
— Я не подслушиваю у дверей.
— А там есть дверь, у которой вы могли подслушивать? Дверь в ее спальню?
— Повторяю: я не подслушиваю у дверей.
— Я спрашиваю вас, есть ли дверь из ее гостиной в спальню. Могу спросить об этом саму миссис Оукли.
— Да, есть.
— Но вы у дверей не подслушиваете? Я не угрожаю вам, мисс Хупер никоим образом, я всего лишь указываю вам на некоторые факты. Мы расследуем убийство, и если вы будете препятствовать полиции, у вас могут возникнуть серьезные неприятности. Если вы подслушивали у той двери и располагаете информацией, которая может нам помочь, — ваш долг сообщить ее. Попытка воспользоваться этими сведениями в собственных целях квалифицируется как шантаж — а это серьезное преступление. Вы уверены, что вам пойдет на пользу, если мы вплотную займемся вашей биографией? Лично мне бы этого не хотелось. Итак, что вам удалось услышать из разговора миссис Оукли и мистера Порлока?
Хупер задумалась. Конечно, миссис Оукли заплатила бы ей за молчание, но в следующую минуту побежала бы к мужу, заплакала у него на плече и все ему выложила. Мистер Оукли вряд ли отнесся бы к этому благосклонно. Нет, она не может допустить, чтобы полиция копалась в ее прошлом. Рисковать хорошо в молодости, а с возрастом понимаешь, что самое главное — безопасность. Лучше рассказать инспектору то, что он хочет знать, а потом попытаться что-нибудь вытянуть из миссис Оукли, прежде чем все выйдет наружу. Это труда не составит — она сначала плачет, а через минуту пудрится и мажется, чтобы муж ничего не заметил.
Лэм дал ей время на размышление.
— Ну? — осведомился он наконец.
Хупер деловито кивнула.
— Ладно, сэр, я все расскажу.
— Вот и отлично. Тогда вам лучше сесть.
Она опустилась на стул, положила руки на колени и устремила холодный взгляд на инспектора.
— Дверь была приоткрыта. Миссис Оукли знала, что придет мистер Порлок, так как он звонил и я передала ей сообщение, но понятия не имела, кем он окажется.
— Вы в этом уверены?
— Я никогда не говорю того, в чем я не уверена.
— Продолжайте.
— Я подумала, что мне лучше послушать, о чем они будут говорить, потому что мистер Порлок велел мне устроиться сюда горничной и сообщать ему все, что он захочет знать. Он не объяснил мне причину, а я не люблю работать впотьмах. Прежде всего я услышала, как мистер Порлок назвал ее по имени. «Я так и думал, что это ты, Линнет, — сказал он, — но должен был убедиться». А она ответила: «Я думала, что ты умер» и назвала его Гленом.
— Что было дальше?
— Ну, я всего не помню, но миссис Оукли плакала и спрашивала, почему мистер Порлок позволил ей считать его мертвым. «Полагаю, — спросил он, — ты сказала Мартину, что ты вдова?» А она ответила, что думала, будто так оно и есть.
— Вы имеете в виду…
Горничная кивнула.
— Все было ясно как день, Они были женаты, он сбежал от нее, а через девять месяцев она вышла замуж за мистера Оукли. Мистер Порлок говорил о двоемужии, напомнил, что закон нарушила она, а не он, и потребовал, чтобы она выставила «дипломат» мистера Оукли на подоконник кабинета. Мистера Оукли ожидали к чаю. Она должна была поставить «дипломат» за окно, когда он пойдет переодеваться к обеду, и не запирать окно, чтобы «дипломат» можно было вернуть и никто ни о чем бы не догадался. В конце концов миссис Оукли согласилась.
— И она это сделала?
— Не знаю, но думаю, что да. Ее легко напугать, а — мистер Порлок пригрозил, что отправит ее на скамью подсудимых за двоемужие и что мистер Оукли выставит ее на улицу. По-моему, она бы не осмелилась ослушаться.
— А миссис Оукли ничего не рассказала мужу?
— Нет, если у нее в голове есть хоть капля здравого смысла.
— Почему вы так говорите?
— Потому что так говорил мистер Порлок. Он сказал, что сомневается в ее умении держать язык за зубами, но если она проболтается мистеру Оукли, то отправится под суд за двоемужие.
— Между мистером и миссис Оукли не произошло сцены, какая могла бы произойти, если бы он узнал, что она в действительности… ему не жена?
— Н-нет… — Хупер заколебалась. — Разве только перед тем, как они отправились на обед к мистеру Порлоку. Мистер Оукли вошел, когда она одевалась, и я оставила их вдвоем. Миссис Оукли могла признаться мужу тогда или в машине.
— Но вы не знаете, сделала ли она это?
— Нет, я спустилась вниз.
Отпустив горничную и велев прислать к нему мисс Браун, старший инспектор Лэм повернулся к Фрэнку Эбботту и заметил бесстрастным тоном:
— Это все означает, что у мистера Мартина Оукли был весьма веский мотив.
— Если жена рассказала ему.
— Мы узнаем об этом больше, когда повидаемся с ней.
Глава 25
Мисс Мастермен написала письмо. Оно начиналось обращением: «Дорогой мистер Трауэр…», заканчивалось словами: «Искренне Ваша Агнес Мастермен» и было написано четким, разборчивым почерком.
Поставив свою подпись, мисс Мастермен положила письмо в конверт и адресовала его «гг. Трауэру и Уэйкфилду, адвокатам». Потом она надела поношенную шубу и шляпу и зашагала по подъездной аллее.