Светят окна в ночи
Шрифт:
— А как насчет пяти минут для настоящей жизни? — лукаво интересуюсь я.
— Вы мне подарили их сейчас, — он чуть напрягает руку, лежащую на моей талии.
Вот это ответ! Не ожидала, что говорить! Я опускаю ресницы, как бы смущенная столь откровенным комплиментом. Теперь надо уходить. Именно теперь, когда так хочется и танцевать, и разговаривать, и вообще делать маленькие глупости, столь простительные для хорошенькой женщины, узнавшей, что она нравится.
— К сожалению, мне пора, — говорю я, когда танго заканчивается. —
У него хватает ума не спрашивать, что и почему. Он идет со мной в прихожую, снимает с крючка вешалки плащ и неожиданно предлагает:
— Хотите, я вас провожу?
Я пожимаю плечами: а почему нет? Или — как сочтете нужным? Или даже: зачем об этом спрашивать? Вот сколько разных оттенков в простом движении на выбор для умного человека. Какое же он уловил? Надеюсь, последнее. Тогда я его совсем зауважаю.
— Можно у вас полюбопытствовать? — говорю я, когда мы идем по улице и наши тени от света раскачивающихся фонарей то убегают далеко вперед, то тащатся позади.
— Конечно, Сария!
— Когда вы предложили… — начинаю я медленно, как бы подбирая слова, — Ну, там, в прихожей, а я… Что вы подумали?
Он внимательно слушает, наклонив голову набок, потом смущенно смеется:
— О таких вещах не спрашивают! Вы знаете, когда я с вами разговариваю, у меня как-то получается невпопад. Даже странно!
— Вы преувеличиваете, — успокаиваю я его. — Просто мы еще мало знакомы. — То есть тут я ему даю такую зацепку, что любой другой на его месте уже не преминул бы объясниться. «Ну, ну, дорогой кандидат! — тороплю я его мысленно. — Спрашивай номер телефона, назначай свидание на завтра, предлагай гулять до утра!»
— Наверное, вы правы! — грустно признает он, и мы останавливаемся у подъезда моего дома. Мгновение еще медлю — может, сообразит наконец? Но он впал в мировую скорбь…
— Спасибо, что проводили. До свидания! — говорю я деловито, поворачиваюсь и быстро вхожу в подъезд. На втором этаже я встаю на цыпочки и осторожно смотрю через подоконник в мутное стекло: там он еще или нет? Или побежал перехватывать птенчика, которая, наверное, уже прочитала журнал «Здоровье»?
Там. Итак, я сделала все, что могла, Теперь от меня уже ничего не зависит. Надо ждать!
Утром Разиля потребовала у меня полного отчета о том, что да как. Я не стала распространяться: не люблю выворачивать душу наизнанку даже близким людям. К тому же настроение было паршивое, и не знаю — отчего. Все-таки есть что-то унизительное в этой игре, когда ты ловишь другого на ошибках: голова работает, как ЭВМ, а сердце молчит… Безумства вдруг захотелось, чтобы страсти — в клочья, чтобы — как в омут с головой! Чтоб кто-то взял тебя за руку, сказал — «пошли!», и ты идешь, не думая куда, зачем, что с тобой будет. Амир? Его самого надо вести, как телка на веревочке.
— Правда, хороший парень? — говорит Разиля, вздыхая в трубку.
— Угу! — откликаюсь я. — А как там птенчик?
— Какой птенчик? — недоумевает Разиля. — А-а, они вскоре ушли. Рашид хотел их проводить, но я не пустила.
— Блюдешь?
— А как же! — строжает Разиля. — За мужиками глаз да глаз… Твой-то хоть телефон знает?
— Не-а! — лениво откликаюсь я. — Захочет — найдет.
— Ну, ты даешь! — восторгается она, — А если не захочет? Или не найдет?
— Тогда я отобью у тебя Рашида, — говорю я сердито и заканчиваю разговор: — У меня молоко кипит, извини!
Самый удобный повод прервать телефонную беседу — сослаться на кипящее молоко. Даже настырный человек заткнется в ту же секунду…
Конечно, мне не безразлично — захочет не захочет, найдет не найдет? Уж если столько энергии затрачено на то, чтобы… Ну, в общем, понятно! Что будет искать, я была почти уверена, или я ничего не смыслю в мужчинах. Вопрос только в том, как быстро он обнаружится: если сегодня же — значит, «ура!», все было сделано правильно. Значит, я еще чего-то в этом мире стою…
Он позвонил во второй половине дня.
— Сария?
— Да?
— Это Амир. Еле вас нашел…
— Неужели такое трудное дело?
— Нет, конечно, но…
— Нет или но? — смеюсь я, напоминая о первом нашем разговоре.
— Я очень ругал себя, что не спросил у вас номера телефона, — говорит он серьезно. — Просто дурак какой-то!
— Но все же в конце концов обошлось? — мягко успокаиваю я его.
— К счастью… Я хочу вас видеть, Сария!
Я молчу. Просто дышу в трубку и молчу.
— Сария? Вы слышите меня?
— Да… — откликаюсь я. — Сейчас это невозможно. К сожалению…
Это слово я добавляю после небольшой паузы, чтобы выделить его особо.
— До свидания! — Я кладу трубку, но через несколько секунд опять звонок.
— Да?
— Извините, Сария! — говорит Амир. — Я же не знаю вашего домашнего телефона!
— Ну, это так просто, — смеюсь я. — 09. Там все обо всех знают.
И даю отбой. Пусть не думает, что я задохнулась от радости. Он должен еще дозреть. Все, что легко дается, легко же и теряется. Я знаю по себе. Ему все-таки уже двадцать восемь: в эти годы мужчины должны быть посообразительнее…
Неделю мы разговариваем с ним каждый день по телефону. Он звонит и на работу, и домой. Мы болтаем о разных пустяках, но от свиданий я под разными предлогами уклоняюсь. Удивительно, как просто они придумываются — как бы сами по себе в голове возникают. «Зачем? — ужасается Разиля. — Зачем это тебе надо? Что особенного — встретиться с парнем, сходить с ним в кино, театр, погулять по улицам? Нет, ты какая-то сумасшедшая: парень места себе не находит, а тебе хоть бы что! Не нравится если, оставь его в покое. Нельзя же так бесчеловечно!»