Свидание у Сциллы
Шрифт:
– «Все ужасно»?
– Да, после «Все ужасно». Сплошной туман. Куда он ездил, что видел? Настоящая головная боль. Немыслимо проследить. Я озаглавила так: «Таинственные годы». Что скажешь?
Я ответил, что ее идея мне кажется превосходной. Ребекка удивилась, узнав, что я тоже наткнулся на тайны Клауса. И та, что скрывалась в книге Мессина, не была единственной. Как и Ребекка, я ничего не знал о том, что происходило после закрытия журнала. Клаус отправился в кругосветное путешествие. Пока он гулял по свету, я заканчивал учебу, вытирая библиотечную пыль. Я воображал его птицей, а себя насекомым. Тибет, Китай, Куба… Клаус путешествовал тайно, скрывая места пребывания и скрываясь от людей. Издалека и нерегулярно он отправлял свои статьи окольными путями в журналы, и те боролись за право печатать их. Мне передавались гнев и возмущение Клауса, меня волновали его расследования, будоражившие умы кабинетных мыслителей. Он встряхивал нас, нарушая тишину и порядок. Клаус Хентц исчезал, потом снова появлялся в какой-нибудь стране, где его окутывали новые тайны. Чили, Гаити, Корея… Появлялись статьи. Взрывались бомбы. Рядовой интеллектуал не переставал волноваться.
– Я составила его биографию, как могла. Ты мог бы помочь мне, но телефон у тебя без конца занят!
Чем я мог помочь Ребекке? Клаус писал другим, мне – никогда. Я сам написал ему из ревности, решив отправить записку его родителям по адресу: улица Аполлинера, 3, Версаль. Адрес остался у меня со времен учебы в пансионе. Может, они давно переехали? Как-то я решил навестить их, но, подумал, отказался от этой мысли, Клаус этого не одобрил бы он не любил, когда вступают в контакт с его родными. Я отправил свою записку в один из журналов, публиковавших Клауса, и стал ждать. Ответ пришел вместе с материалом с Амазонки. Клаус рассказывал в статье о массовых убийствах индейцев, среди них у него были друзья. Бойня происходила на его глазах. Это напомнило ему о дорогих существах, о тех, кого он потерял и кого ему так не хватало. В постскриптуме Клаус просил передать всем, кто ему написал, что назначает встречу через месяц у воскресного экспресса. В указанный день я пришел на Версальский вокзал, к поезду на Алансон. С последним свистком появился Клаус, загорелый, худой и обросший.
– Что скажешь о моем послании? Замечательно, не так ли?
Прекрасно договорились. Прошло два года, и ни минуты опоздания!
Мы обнялись, и с тех пор наши отношения не прерывались. Между ним и мной больше не было зоны отчуждения и, кажется, секретов тоже. Но теперь он мертв, а я обнаружил три его слова: «Твоя тайна здесь». Эти слова открыли неизвестную, скрытую сторону жизни Клауса.
– Даже его смерть – загадка. – Ребекка выбрала другой путь, но пришла к тем же выводам.
– Ничего нового об угрозах?
– Каких угрозах?
– По поводу его книги.
Она рассердилась:
– Не уподобляйся Калин Семье. Весь этот цирк смешон!
– Ребекка… – Я замолчал, не зная, как рассказать ей о замечании Клауса на полях книги Мессина. – Думаешь, тайна… – начал я.
– Какая тайна?
Она заволновалась, но я тут же проговорил:
– Забудь. Скажи мне лучше, знала ли ты среди друзей Мессина министра по имени Пьер?
– Что сделал этот тип? Почему он вам всем понадобился? – удивилась Ребекка.
– Как это всем? – Меня прошиб пот.
– Клаус задавал мне тот же вопрос.
– Когда?
– Три месяца назад.
Я сделал, как мне казалось, потрясающее открытие, но опоздал на три месяца. Надо проанализировать все это спокойно, а сейчас надавить на Ребекку.
– Что ты ему ответила?
– То же, что и тебе. Его имя Пьер-Эжен Гено. Он не министр, а чиновник. По-моему, тебе нужен его адрес?
– Да.
– И телефон? – Ребекка продиктовала мне все это, но очень насторожилась. Почему те же самые вопросы? Какая связь между Гено и смертью Клауса? – Ты не можешь поступить со своими тайнами, как Клаус! Он ничего не хотел мне говорить, но что ты от меня скрываешь?
– Ничего.
– Ничего? Смеешься?
– Ничего, уверяю тебя. Я ничего не знаю.
– Сомневаюсь, но теперь это не имеет значения.
– Почему?
– Гено умер. Издательство получило уведомление. Поль очень расстроился. Он знал этого господина, поскольку с ним был связан его дед.
Итак, умер последний свидетель. Я с трудом скрыл разочарование, понимая, что сейчас надо продвигаться вперед.
– Когда он умер? – спросил я.
– В прошлом месяце. После продолжительной болезни. Логичный конец респектабельного человека. Как видишь, ничего оригинального. – Мне хотелось повесить трубку, но меня ждал урок нравственности. Ребекка считала, что всему свое время. Сегодняшний день посвящен только концентрации сил. – Ты странно рассуждаешь. Получается, что старик, друг Марселя Мессина, причастен к смерти Клауса. По-твоему, покойник может быть Убийцей, Матиас?
– Я говорил тебе, что он замешан в смерти Клауса?
Ребекка немного успокоилась, повторяя, что следовало бы провести посмертное расследование, а еще лучше сосредоточиться на самом Клаусе.
– Вы были лучшими друзьями. Всех беспокоит твое молчание. Люди стараются дозвониться тебе, но твой проклятый телефон все время занят!
– Ты сама утверждала, что толпа слишком торопится и лучше подождать.
– Не теперь. Я за тобой заеду. Ты готов? Хотя бы побрился? – Я пообещал, что буду готов через час, чтобы она наконец замолчала. – В семь часов, отлично! Жду без опоздания. Шевелись!
Держа телефонную трубку, я взглянул на координаты Гено, нацарапанные на клочке бумаги. Адрес, телефон… Эти два слова стучали в мозгу в ритме сигнала «занято». Адрес, телефон… Я набрал номер Пьера-Эжена Гено. Если он мертв, позвоню его привидению, если и его нет, попрошу кого-нибудь другого, и кто бы ни был этот человек, ему придется рассказать, что произошло 13 сентября 1943 года.
После третьего звонка сняла трубку женщина. Я растерялся.
– Мадам Гено?
– Да?
– Матиас Скриб. Извините, что беспокою вас.
– Мы знакомы?
В голосе прозвучало сомнение неуверенного в себе старого человека. Добыча показалась мне легкой. Я бросился вперед очертя голову.
– Косвенно. Марсель Мессин, мой покойный друг, часто рассказывал о Пьере-Эжене Гено. Я долго был за границей и только что узнал о кончине вашего мужа. Примите мои искренние соболезнования.
Я даже не стыдился своего вранья. Ведь речь идет о торжестве правды, а здесь все средства хороши. Я был убежден, что она ничего не заподозрила.