Свидание у Сциллы
Шрифт:
С картой в руках я отправился в бюро путешествий, находившееся в том же магазине.
– Поезд куда? – спросила служащая.
Я поискал на карте ближайший город.
– Ла Боль или Сен-Назер.
Рейсы были в оба города. Мессин говорил о Ла Боле, и я выбрал его.
– На когда?
Я не знал.
– Какой день? – повторила она усталым голосом.
– На сегодняшний вечер, – ответил я, не совсем понимая, что сказал.
Служащая улыбнулась. Сегодня суббота, впереди выходные, значит, поездка для влюбленных.
– Два места?
Я ответил,
– Согласен. Сколько я должен?
Бегом я примчался домой. Запихнул в сумку книгу Мессина, белую рубашку, свои записи и взглянул на часы: 18 часов 30 минут. Нужно найти такси, если не получится ехать на метро. Сколько там станций, не считая бесконечных переходов? Отправление в 19 часов 12 минут…
Схватил ключ от квартиры. Я убегал в спешке, как это сделали 24 августа 1943 года Марсель, Пьер, Симон. Уже на пороге я услышал телефонный звонок. Я ринулся к трубке сказать, чтобы меня оставили в покое. Теперь мне ничего не страшно, я открою тайну Клауса, узнаю, почему его убили. Появился кураж. Клаус позвал меня присоединиться к его приключениям. Я был готов.
Объяснять все это не оставалось времени. Ребекка кричала в трубку, что ждет меня на улице, у нее больше нет сил, она сделала для меня все…
– У нас встреча в 18 часов! Я предупредила родителей Клауса, что его лучший друг придет поддержать их!
– Ребекка, я сделаю лучше, – сказал я, как только мне удалось вставить слово. – Я отправляюсь в паломничество, где меня ждет сам Клаус.
И повесил трубку прежде, чем она успела возразить. В метро я не без удовольствия вспомнил нашу стычку. Последнее слово было за мной. Мне хватило этой маленькой радости. В тот момент я не думал о зле, причиненном Ребекке. Теперь важна только дорога, по которой я отправляюсь с Клаусом, моим другом. Даже оттуда, где он сейчас, Клаус указывает мне путь.
7
Я сел в поезд, вагон 15, место 36, купе для курящих. В вагоне, кроме меня, сидели:
девушка, погруженная в музыку, звучащую из плейера. Судя по ее дергающейся голове, это был рок. Темные волосы девушки падали на смуглую шею и на голубой свитер. Она читала курс естествознания;
обнимавшаяся пара, которой было невтерпеж;
толстый пятидесятилетний мужчина – заядлый курильщик и любитель жвачки; время от времени он нервно перелистывал журнал, пялясь на обнимающуюся пару;
старушка с маленькой собачкой и маленьким чемоданчиком, на котором стояли корзинка и большая бутылка воды;
очень умный маленький мальчик кормил собаку чипсами.
Вот и все.
В общем, не так много людей, чтобы зажать меня на узком сиденье, расположенном к тому же против движения. Я выбрал это купе на шесть мест, посетив перед этим бакалейную лавку поезда, которую почему-то назвали рестораном, и купил там банку пива и упакованный в пленку поднос за 78 франков. Судя по наклейке, на подносе лежали кусок деревенского хлеба, 30 граммов сыра, арденский паштет, кусочек свинины, сахар, перец, соль, масло, горчица, нож, вилка и (зачем-то) ложка. Упаковка была герметичной. Да, забыл еще про салат с уксусом.
Перед Версалем я покончил с едой и, взглянув в окно, увидел, как промелькнула платформа. У меня закружилась голова. Скорость, конечно, а может, дело в еде… Я закрыл глаза и подумал о Клаусе. Платформа в Версале. Сколько встреч было здесь назначено! Во время учебы – каждое воскресенье. В Париже я приезжал на вокзал задолго до отхода поезда, желая найти пустое купе и защитить его от вторжения. Я опускал занавески, раскладывал одежду по всем свободным местам и тем, кто пытался войти в купе, твердо заявлял: «Занято!»
Меня удивляла покорность, с какой пассажиры подчинялись. В дни, когда народу было особенно много, я проявлял безжалостность. Женщины, старики, дети – все стояли в коридоре. Иногда мой уверенный тон и маскировка не спасали меня от стремящихся занять «мое» купе. Для таких чрезвычайных случаев я заготовил грозное оружие: удостоверение контролера, найденное мной однажды в вагоне. Благодаря ему я мог закрывать на замок «мою» дверь.
Остановка в Версале всего две минуты. Я искал глазами Клауса на платформе и делал знак рукой Победа! Купе свободно. Об удостоверении я помалкивал. Мне очень хотелось, чтобы он считал это моей личной заслугой. Клаус располагался и порой хвалил меня. Поезд был в нашем распоряжении и становился нашим «тайным садом». Три часа – ничто для тех, кто жаждет изменить мир. Три часа – только небольшая отсрочка перед пансионом в Алансоне.
Как я любил этот поезд! Его ровный ход, постоянные остановки, отдалявшие неизбежный конец пути, мерный стук колес, окна, в которые мы писали и орали во все горло, зимнее отопление, воскрешавшее в памяти старые сковородки. Как я любил этот поезд, убаюкивающий часы моей свободы.
Я пишу подробно для того, чтобы читатель понял почему в эту субботу мне понадобилось так мало времени на дорожные сборы. Я отправлялся в дорогу моих воспоминаний. Да, я совершал паломничество по местам, намеченным Клаусом. Это желание было так велико, что о другом пути к разгадке тайны Клауса я и не помышлял. Сохранил ли он письма и фотографии, полученные от мадам Гено? Плевал я на это. Мое путешествие, как мне казалось, – лучший способ отдать дань памяти Клауса, проследить историю, придуманную мной, и завершить ее. Я предпринял это путешествие ради поисков тайны, ради того, чтобы разрешить загадку, о которой Клаус мне рассказал.
То, что вы прочли, я написал в поезде. Увы, в наши дни поезда идут слишком быстро… Когда поезд остановился в Ла Боле, Клаус был еще жив, ведь я закончил только первую главу. На платформе дул легкий морской ветерок. В маленьком вокзале люди обменивались прощальными поцелуями, а на площади перед вокзалом влюбленная пара из моего купе спорила с таксистом.
– Я вернусь! – крикнул таксист. – Вам куда?
– В отель! – отозвался я, не зная, о каком отеле речь.