Свидетель или история поиска
Шрифт:
Кавалла лежит в широкой бухте позади острова Тасос с самой высокой горной вершиной, сверкающей в лучах заходящего солнца. К юго-востоку находится священная гора Атоса, видимая почти каждый день в ясную погоду. Я хотел съездить к горе Атоса, но, неделя за неделей, откладывал поездку, ожидая, что задержусь в Кавалле до холодных осенних дней. Однажды я получил телеграмму, приглашающую меня в Лондон на совещание с моими хозяевами. Я выехал на следующий день, так и не посетив гору Атоса, но обогащенный тем уроком, что надо использовать открывающиеся нам возможности сегодня, не ожидая более удобного «завтра».
В Лондоне я обнаружил группу встревоженных людей, которые явно хотели от меня избавиться. Я не ошибался в оценке моего положения. Я ничем не согрешил против закона или морали, но привел весь проект к провалу. Я порекомендовал воспользоваться услугами Николопулюса, кроме того,
Шел 1929 год, мировую экономику сотрясали кризисы. Я мог позволить себе не зарабатывать на жизнь, и мы с женой спокойно жили в Лондоне. С Успенским я не общался по причинам, описанным в следующей главе. Вернулась моя мать, восстановившая свое обычное спокойствие и присутствие духа. Во время месяцев ожидания я начал писать, пытаясь выразить свое убеждение в том, что невидимый мир вечностных потенциальностей постоянно связан с миром актуальных событий. Таким образом я вернулся к изучению математики, заброшенной мною на восемь лет.
Зима сменилась весной, весна-летом, когда наконец я получил телеграмму, в которой сообщалось, что слушание дела назначено на 27 сентября в суде второй инстанции в Салониках, столице Македонии. Мы с женой вернулись в Афины Восточным Экспрессом, на котором так много путешествовали. Слушание длилось шестнадцать дней, три из которых я провел на месте для свидетелей. Я решил, вопреки советам своих адвокатов, не пользоваться услугами переводчика. В то время я очень хорошо владел современным греческим, но они очень боялись, что я попадусь в какую-нибудь ловушку. На открытии дела стало ясно, что за все эти месяцы не появилось никаких новых свидетельств против меня, и основная опасность исходила от меня самого. Но я настоял, уверенный, что смогу справиться. Допросы и перекрестные допросы длились много часов, пока наконец общественный обвинитель, мистер Георг Экзархопулюс, не поднялся и не заявил, что не может представить никаких доказательств моей вины и предлагает закрыть дело. Суд присудил греческое правительство выплатить нам издержки, и наделавшее много шума «Дело о подделке документов» закончилось.
Одним из следствий такого решения стало усиление притязаний князей. Группа, финансирующая Эгейский Трест, ощущала, как и все в мире, начало великой депрессии. Исчезла перспектива каких-либо крупных денежных вложений в Грецию. Была потеряна замечательная возможность дать работу десяткам тысяч греческих беженцев. Греческое правительство переживало тяжелый кризис, и, когда в конце года Венизелос вернулся к власти с надеждой на стабильность, сделать что-либо было уже практически невозможно.
Тем не менее, Эгейский Трест принял решение продолжать переговоры. Было очевидно, что" от меня мало толку, и я с огромной благодарностью получил значительную компенсацию за прерывание моего контракта. Я относился к себе гораздо хуже, чем другие. Часть моей жизни, продолжавшаяся восемь лет, закончилась поражением. С двадцати четырех лет я занимался делами наследников Абдула Хамида. Теперь мне было тридцать два; полностью оправдалось пророчество Успенского, что я потеряю и коня, и себя. Начинать сызнова было не так легко: сказывалось напряжение последнего года. Физически я очень ослабел: туберкулез, поселившийся в моих легких четыре года назад, обострился, и мой изможденный вид не на шутку пугал моих друзей. Я потерял уверенность в себе, чувствуя, что все, чего бы я ни коснулся, обречено на провал. Я очень хотел вернуться к работе с Успенским, но не имел никаких перспектив устроиться в Англии.
Глава 13
Назад, в науку
Годы с 1929 по 1933 стали годами больших перемен в моей жизни. В это время тесная связь с Ближним Востоком, длившаяся четырнадцать лет, оборвалась. Из международного искателя приключений я превратился в ученого, занимающегося специализированной областью индустриальных исследований. Труднее описать изменения в моей внутренней жизни, но они были не менее определенными. До этого я искал только собственную реализации, теперь я почувствовал ответственность за благополучие других.
По древнему преданию, душа человека рождается, когда он достигает тридцатитрехлетнего возраста. Несомненно, это предание связано с таинственной причастностью к смерти и воскрешению Христа, но впервые я услышал об этом от мусульманина многими годами позже того времени, о котором сейчас идет речь. Тем не менее, оглядываясь назад, я думаю, что горькие переживания в Афинах были неким родом смерти, а по возвращении в Англию началась новая жизнь.
Мои связи с Грецией не закончились. Во время процесса в Салониках меня навестил греческий инженер, случайный афинский знакомый по имени Димитрий Диамандопулюс. Он сказал, что убежден в том, что я являюсь жертвой тайного заговора против Венизелоса, и поражен моими планами по развитию турецкой недвижимости, которые я высказывал на суде. Он был единственным владельцем концессии добычи бурого угля в Веви, но без финансовых связей у него не было перспектив развития. Он предложил мне в качестве подарка половинную долю в деле, если я съезжу туда перед отправлением в Лондон и помогу в ее разработке.
Ничто не гнало нас в Англию, поэтому мы с женой решили поехать. Признаюсь, я был очень тронут таким проявлением доверия, столь отличающимся от моего внутреннего отношения к себе. Меня также привлекала мысль сделать что-нибудь конструктивное для Греции, которую, несмотря на все выпавшие на мою долю неприятности, я начинал любить.
По окончании поездки мы с женой поездом вернулись в Эдессу, город, знаменитый событиями раннехристианского периода, находящийся в преддверии горной части Албании. Здесь нас встретил Диамондопулюс, и мы на автомобиле проехали через Боденское ущелье к озеру Острово, в сотне миль к западу от Салоников на высоте две тысячи футов над уровнем моря. Оно имеет удивительные географические особенности по многим причинам. Пятнадцать миль в длину и шесть миль в ширину, оно чрезвычайно глубокое: в действительности его дна в самых глубоких местах так и не удалось достать. В его водах водились сомы весом до двухсот фунтов. Оно замечательно умело изменять свою глубину на тридцать футов в течение семидесятилетнего цикла. Этим объясняется наличием огромных пещер в известняковой горе Голем-Реки, где я бывал раньше по пути с востока. Пещеры действовали наподобие сифона, периодически то наполняясь водами Острово, то опустевая. Само озеро не имело прямого выхода к морю. Когда в 1880 году строили железную дорогу в Тирново, уровень воды был низким. К 1910 году вода поднялась и накрыла колею. В 1929 году, ко времени моего приезда, вода вновь опустилась, и показались старые рельсы.
К северу от Острово мы въехали на дикое, едва заселенное плато, на котором близко к поверхности залегали огромные запасы бурого угля. Мы остановились в деревне Веви, крошечном поселении, насчитывающем около двадцати домов, и нас приютила крестьянская греческая семья. Для меня это был безграничный отдых вдали от городской жизни и знакомых.
Тридцать лет назад северо-западная Македония была дикой, неразвитой страной. Болота вокруг Острово служили естественным заповедником для всех видов болотных птиц. Встречались также и горные птицы. В первое утро по приезде мы наблюдали пару огромных белых орлов, летящих вниз с Албанских гор. Это были великолепные творения, способные унести взрослую овцу или козу. Жители деревни не пытались охотиться на них, несмотря на нехватку пищи, так как верили, что орлы приносят удачу.
Угольная шахта в Веви состояла из одной штольни, или горизонтальной галереи, прорытой в склоне глубокого оврага. Главный пласт толщиной около сорока футов в основном состоял из ксилита и бурого угля. Стволы деревьев, покрывавших Южную Европу миллионы лет назад, погрузились под воду и образовали отложения. Среди пластов можно было даже распознать штабеля, сохранившихся карбонизированных древесных стволов. Я впервые видел столь большие запасы угля. Картина громадного запаса энергии, хранившегося миллионы лет и ожидавшего, когда человек придет и использует его, стало своего рода вызовом, с каким я не сталкивался раньше. Я решил сделать все, что в моих силах, чтобы помочь Диамандопулюсу, и поспешил обратно в Англию.