Свидетелей не оставлять
Шрифт:
Отец так и не узнал ничего. Он лежал в больнице. Довела работа и выходки сыночка. Изношенное сердце не выдержало… Когда Глен узнал о его смерти, то испытал не жалость, а какое-то отчаянное злорадство. Перешагнувший барьер видит мир в кривом зеркале тролля или как Кай в «Снежной королеве»…
Пора идти. Перед встречей с Червяком надо еще заглянуть в районную поликлинику, показать руку хирургу и сделать перевязку.
Глен вышел на улицу. Он не знал, что в этот день ему предстоят встречи, которые кардинально изменят его жизнь. Первая – с Кариной. Трудно было представить, что она способна повлиять на чью-то судьбу. Карина была молодой, смешливой, глупой, серой как валенок.
Он неплохо знал молодых и глупых курочек. Он сразу уловил в ее глазах какой-то огонек, который при умелом раздувании вполне может разгореться в пламень вожделения.
Встретились они в тесном коридорчике у двери хирурга. У нее тоже была перебинтована рука. И тоже левая. После того как в кабинет прошел, неуклюже перебирая костылями, красномордый кряжистый мужик, Глен брякнул:
– Герой Цусимы.
Девчонка хмыкнула, но пока еще сдержанно, сохраняя девичье достоинство.
– Или жертва авиакатастрофы, – продолжил Глен.
– А вы?
– Меня укусила бешеная собака. – На Глена нашло вдохновение. Пудрить мозги девицам он умел с детства.
– Ой! – удивленно расширила глаза она.
– А вы что, ничего не знаете?
– Что я должна знать?
– Все газеты об этом писали. Укусила меня дворовая шавка. Я бы по виду никогда не сказал, что бешеная. Даже и не думал, пока самого кусаться не потянуло.
– Как это?
– Во-первых, как воду увижу – сразу тошнит. Болезнь эта еще водобоязнью называется. Во-вторых, кусаться хочется. Непреодолимое желание. Дураком себя чувствуешь, а поделать ничего не можешь.
– Не может быть.
– Как вас зовут?
– Карина.
– Карина, я бы и сам не поверил, расскажи мне кто такое. Если бы на своей шкуре не испытал. Приятеля встречаю, он мне руку для приветствия протягивает, а я… Укусил я его.
– Да брось!
– Чего бросить? Восемь человек еще перекусал. Двое умерли. Сердце не выдержало. Милиция меня искала. Но я сам пришел. Суд да дело, решили, что я невменяемым был, а потому судить меня нельзя. Теперь лечусь… Вот только с рукой плоховато.
Девчонка растерялась. Она понимала, что собеседник придуривается, но где-то жило сомнение – а может, правда. Чем черт не шутит?
– А сейчас?
– Сейчас не кусаюсь. Почти не кусаюсь. Нет, ну иногда, конечно, бывает…
Тут Карина прыснула.
– Ой, заболтал! А я чуть не поверила.
Пациент на костылях вышел из кабинета и заковылял по коридору, задевая стулья и кадки с растениями.
– Моя очередь. – Карина поднялась.
– Карина, последняя просьба: я хотел бы еще поговорить с вами, если останусь жив. Инвалидов, знаете, тянет друг к другу.
– Тоже мне, инвалид… 22–16-13. Позвони, если не умрешь сегодня.
– По такому случаю я постараюсь выжить. У меня появился смысл продлить существование.
Вторая судьбоносная встреча была с Червяком. Вид у того был ехидный и торжествующий.
– Не обижайся, Глен, хозяин просил передать, он может подумать, что ты козел.
Глен стиснул зубы. «Козел» – одно из самых страшных ругательств среди блатных. Почти такое же неотвратимое, как «петух» (пассивный гомосексуалист). Сколько крови пролилось из-за него. Глен сам видел в пивной, как один синий от татуировок выпускник лучших исправительных учреждений России назвал своего приятеля, относившегося к той же породе, этим словом. Последовал вопрос: «Отвечаешь за слова?» – «Отвечаю». Нож в сердце – и весь разговор. Если Дубровник передает такие слова, а он обычно сдержан на язык, – значит, дела дрянные.
– Почему он меня так?
– Говорит, что ты прохвост. И ведешь себя как падла. Место свое забыл… Чего уставился, как солдат на вошь? Не мои слова – хозяина.
– Ты с таким смаком их произносишь. Не боишься, что отольется тебе?
– Да что ты, умник, тебя мне бояться? Хи-хи.
– Извини, вырвалось.
Глен прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее.
– За что на меня Медведь взъелся?
– За то, что ты слишком шустрый. Забыл о Каримове? Вот тебе и напомнили.
Глен сглотнул комок. Вот черт. Все выплыло наружу… Год назад Глен вышел из зоны и, как положено, пошел засвидетельствовать свое почтение Медведю – положенцу в городе. Глен никогда не считал себя вором, не представлял, как можно гордиться тем, что ты лазишь в форточки. Кроме того, он ненавидел любой закон, будь то хоть государственный, хоть воровской. Его стесняли любые рамки. Но такая уж судьба была – попасть в этот круг. Хотя по нынешним временам это даже почетно – самые ценные связи приобретаются в тюрьме. Особенно когда сидишь не со шпаной на общем режиме, а с солидными людьми, имеющими по две и более ходок. Выйдя из такого заведения, гораздо легче найти занятие, при котором тебе обломятся хорошие деньги, не такие, как после Московского государственного университета. Глену Медведь тогда выдал, как и положено, деньги из общака на обустройство. А потом приспособил к делу.
Каждая зона «греется» извне наркотиками, деньгами. Там ходят такие огромные деньги, что у обывателя глаза бы на лоб полезли. В последнее время на зону хлынуло оружие, и не как в старые добрые времена – заточки да финки, а стволы, взрывчатка. Когда Глен готовился к освобождению, Сема Армавирский, которому тянуть было еще лет десять, и два таких же фрукта умудрились взять восьмерых заложников с помощью гранат. Одну рванули для острастки. Гранаты им, конечно, передали с воли…
Но самой большой ценностью там были и остаются наркотики. Их требуется для зоны много. Глену поручили организовать доставку из Казахстана маковой соломки, чтобы греть «пятнашку» (то есть ИТУ-15), за которую отвечал Медведь. Для этого Глену выделялись значительные средства, перепадало и ему на безбедную жизнь. И все было бы ничего, если бы Глен не начал крысятничать, попросту говоря, воровать у своих, нарушать финансовую дисциплину, химичить с товаром.
– И откуда вонь пошла? С «пятнашки»? – спросил Глен.
– Не знаю.
– По чьему же велению меня так?
– По сучьему велению, по ихнему хотению. Не ломай голову. Вообще-то, умник, тебе повезло. Могли бы и замочить. Или так нагрузить, что пришлось бы и машину, и квартиру продавать. Впрочем, меня это не касается. Была бы моя воля, я бы тебе голову отстриг. А кто велел – пусть это тебя меньше всего волнует. Что бы ты сделал, если бы узнал?
– Ничего, – стиснув кулаки, выдавил Глен.
– Правильно, ничего. Потому что ты мелочь. Тля. Чтобы тебя придавить – много сил не надо… Да, Медведь еще посоветовал тебе с наркотой завязывать. Узнаем, что продолжаешь, тебе по полной программе лечение пропишут. А то зажрался.
– Да уж, зажрался, гляди. Виллу на Багамах отгрохал.
– Виллу не виллу, а из кабаков неделями не вылезаешь. Любишь ты это – хрусталь, ложечки серебряные.
– А ты что, перловку черпаешь алюминиевой ложкой, которую за голенищем кирзового сапога носишь?