Свидетельство
Шрифт:
Озди зло заерзал в своем кресле.
— Ну, что вы! Сейчас эти несчастные управляющие делают буквально все — начиная от доставки хлеба и выдачи пайков до ухода за больными… Только что пеленки не стирают!.. Чего же вы хотите от них еще? Каждый день их вызывают и заставляют часами высиживать в коридорах проверочных комиссий.
— На две недели проверочные комиссии, кстати, тоже могут прервать свою работу и принять участие в захоронении.
— Да, но простите…
Озди безнадежно махнул рукой и откинулся в кресле, давая понять, что после таких заявлений он отказывается от дальнейшей дискуссии.
Озди был необуздан, раздражителен, упорен. Говорили, что дома он настоящий тиран. Происходил Озди из судетских немцев: деда его в свое время пригласили в
Происхождение жены теперь все заметнее определяло направление его политической карьеры. Если в 1931 году он был избран депутатом от правительственной единой партии, то уже в «эру Гёмбёша» [51] перебрался в партию мелких сельских хозяев. Жил Озди в те годы большей частью в своем небольшом имении в губернии Ноград. В неизменной меховой бекеше и охотничьей шляпе, на козлах легкой брички объезжая свой избирательный округ, останавливался у окрестных помещиков, но не пренебрегал и богатыми крестьянскими домами. Обедал, ужинал со своими избирателями и агитаторами, знал по имени всех их детишек, дружил с местными попами и, хотя представлял оппозицию, старался ладить и с писарями. В пору роста гитлеровской империи намеренно подчеркивал свою принадлежность к венгерской нации, пересыпал речь простонародными выражениями, специально для этого выучив налоцский диалект. У себя дома стремился принять гостей с венгерским радушием, поразить венгерской кухней, чтобы вид его супруги в простом передничке, в блузке с засученными рукавами и раскрасневшимся у кухонного очага лицом заставил бы гостей, отдыхавших после сытного обеда в большой, обставленной в крестьянском стиле столовой, забыть о национальности господина Эренталя, тестя Озди.
51
Гёмбёш Дюла (1886–1936) — венгерский политик, реакционер. В 1932 году, став премьер-министром, ускорил фашизацию страны. Проводил политику, приведшую Венгрию к зависимости от гитлеровской Германии и военному союзу с ней.
В парламенте Озди вел себя скромно и в протоколах не оставил по себе памяти какими-либо знаменитыми речами. Чаще всего его выступления оставались безымянными, и сообщалось о них в скобках: («Выкрики слева: «Безобразие!»). И тем не менее Озди знали, знали в военном министерстве, где он добивался для своих молодых избирателей отсрочки призыва в армию; в министерстве просвещения, где он добивался для них же приема в университет и стипендий… Озди помогал хозяйчикам получить банковские кредиты, устраивал на должности, улаживал миром судебные тяжбы, учреждал опекунство и освобождал от него, усиливал смягчающие и смягчал отягчающие обстоятельства и, говорят, выполнял даже роль свахи. Во всяком случае, точно известно, что было у него по избирательному округу сотен пять, а может, и больше крестников. В округе его любили. Как член правления областной сберегательной кассы, Озди рассчитывал по поводу двадцатилетия пребывания на этом посту получить титул правительственного обер-советника А когда кандидатуру его не утвердили, ловко распустил слух, что якобы он сам отказался от титула «его превосходительство», что он вполне горд и тем, что он даже не «высокоблагородие», а всего лишь «благородие». В свои речи он частенько вставлял, что гордится доверием избирателей и «дружбой простых детей земли с мозолистыми руками, но искренним сердцем»…
В
За последние годы люди пристрастились к внешней политике, а Озди еще в дни Мюнхена предсказал мировую войну и то, что немцам не удастся захватить Англию. А в сороковом году он изрек: «Сильнее всегда та собака, которая ввяжется в драку последней! Присматривайтесь к Америке и России». И очень рад был, когда приятели потом вспоминали: «Говорил же Озди!» Озди скромно улыбался: «Просто у меня есть свои политические концепции. А у тех — нет». Палец его при этом обращался за луг и кукурузные поля, в сторону телеграфных столбов, шагавших вдоль железной дороги к Пешту — туда, где находилось правительство, генштаб, немцы, — одним словом, «те».
Озди и сейчас имел свои концепции, и, пока Саларди говорил, он с удовлетворением, хотя и со злобной нетерпеливостью, пришел к выводу, что у «этих» тоже нет концепций.
В конце концов Озди решился выступить.
— Уважаемый господин секретарь! Сила каждого государства измеряется авторитетом его правопорядка. Вот правительство приняло постановление об общественных работах. Ведь это мыс вами приняли постановление — не так ли? А теперь вы хотите, чтобы мы сами же выбросили на свалку это постановление?.. Политика — наука экзегенций [52] !
52
Экэегенция (греч.) — толкование, постижение смысла текста, закона.
Все прислушивались к его словам, даже Альбин Шольц приоткрыл глаза.
— Это не мои слова, — скромно возразил Озди в ответ на восторженные взгляды, — это сказал Лайош Кошут [53] . Существуют границы, в пределах которых мы должны двигаться. Эти границы определяются законами государства. Господин Новотный, заместитель председателя управления, любезно сообщил нам, какие силы имеются в нашем распоряжении в сих отведенных нам границах. И это следует принять к сведению и господину военному коменданту района…
53
Лайош Кошут (1802–1894) — венгерский политик XIX века, вождь революции 1848–1849 годов.
— Погода не захочет принимать к сведению!..
…Население района и без того обеспокоено многими вещами. Мы не должны зародить в людях убеждения, что и мы не охраняем правопорядок.
— Очень скоро население начнут беспокоить трупный запах и зараза.
…Это — пробный камень. Или, как правильно выразился господин секретарь, — испытание на прочность нашей свободы и нашего права на доверие людей!
— Испытание нашей воли к жизни — об этом сейчас идет речь!
Они перебивали, старались перекричать друг друга. Андришко уже давно просил слова. Наконец, воспользовавшись секундной паузой, он встал.
— У нас под стражей сто двадцать нилашистов. Пока их заберут от нас в лагерь, можно и их направить на работы. Пусть искупят хоть малую толику того вреда, что они тут натворили…
Немного утихомирившийся Озди кивнул:
— Хорошо, пусть выскажутся и остальные члены комитета. В конце концов это дело касается не только нас двоих.
Поллак и Сакаи попросили слова одновременно.