Свидетельство
Шрифт:
Тут майор вспомнил, что с месяц назад отдал распоряжение венгерскому коменданту подобрать документы, выяснить всю прошлую жизнь каждого рабочего и служащего станции. Теперь он стучал кулаком по столу и требовал данных. Однако жандармский обер-лейтенант нашелся: он решил выдать обычные железнодорожные аттестации за требуемые майором сведения и доложил, что на весь постоянный состав служащих вокзала материалы уже собраны — нет их только на сезонников, грузчиков и поденщиков.
— То есть как это нет? Почему не выполнили мой
Венгерского коменданта подмывало сказать немцу, что в полиции его послали бы к черту, запроси он подобные материалы сразу на сотню человек, тем более что места рождения большинства из них находятся либо на территории, занятой противником, либо в зоне боевых действий. Архивы же будапештской полиции в основном уже вывезены на запад…
Однако обер-лейтенант скандалов не любил и поэтому отвечал так:
— Я еще работаю над ними.
Про себя же решил, что в ходе следствия отберет десяток-другой наиболее подозрительных и спихнет их военной прокуратуре, а те, если хотят, пусть расстреливают их, вешают — какое ему дело, лишь бы поскорее покончить со всей этой кутерьмой.
Начальник станции Сэпеша, обливаясь холодным потом, испуганно лепетал:
— Но наши люди, простите меня, наши люди — старые, проверенные кадры! Все до одного. На железную дорогу нельзя было поступить так просто, с улицы. У нас не было ни профсоюзов, ни красных, уверяю вас…
— Защищайте, защищайте их! Вместе с ними и отвечать будете.
— Я никого не защищаю, но уверен, что если и есть что-либо подозрительное, так это в депо. Вот и Сабо тоже на депо показывал. И я думаю, что именно там…
— А погрузка, а пакгаузы?
— Там много временных рабочих. За них по нынешним временам — когда рад первому встречному — я не могу поручиться.
— Не можете? Отлично! Он, видите ли, не может поручиться! И куда вы только смотрите? Ведь эти негодяи у всех на виду хвалят американцев!
— Там Мохаи. А я…
— И он, этот ваш Мохаи, такой же прохвост, как все остальные.
— Старый служащий. Наиболее надежный. Лучше него мне на эту должность никого не найти сейчас… Возможно, в чем-то Мохаи и ошибается, но в его добрых побуждениях я не…
— Ничего, разберемся. Все выясним. И пока не выясним, ни одна живая душа отсюда не уйдет, слышите? Вызвать ко мне главного инженера Казара!
Казар чувствовал, что это — конец, что спасения нет. То, чего он опасался уже много недель, — все же свершилось. Но, странное дело, именно поэтому он был сейчас удивительно спокоен.
— Вы работаете здесь или развлекаетесь? Кто такой у вас этот Эстергайош? Сколько готовых, полностью отремонтированных паровозов вы передали движенцам? Почему работа идет так медленно? —
Казар возразил, что комендант пришел в депо в обеденное время, когда люди, естественно, не работают. А вообще работа идет беспрерывно, днем и ночью. Правда, депо для крупного ремонта не оборудовано. Но так все равно быстрее, чем отправлять локомотивы в главные мастерские, где и без того много работы. А без специалистов, без станков и инструментов — конечно, трудно. Иногда пустяковый ремонт и тот затягивается надолго… Главный инженер вызвал помощника, велел принести процентовку выполнения работ.
— Можете сами взглянуть, — сказал он, — из нее вам сразу все станет понятно. А что касается дисциплины, то у меня и у самого такое подозрение, что Эстергайош, действительно, злой дух мастерских… да, да, пожалуй, так оно и есть!
— Привести сюда Эстергайоша.
— К сожалению, невозможно. Я ведь уже подавал докладную о том, что он исчез, — сказал Казар и показал копию докладной, врученной им коменданту под расписку.
— С кем дружил Эстергайош?
— Да, пожалуй… не дружил он ни с кем.
— Не увиливайте, Казар, слышите! Вы что же: рассчитываете мне глаза замазать? Одним беглым негодяем?
Казар побагровел.
— Я действительно не знаю.
— С кем он общался, с кем беседовал?
Заглянув в анкеты, жандармский офицер подсказал майору, что Эстергайош — земляк Юхаса, и тот сразу же накинулся на Казара с новыми вопросами»:
— Кто такой Юхас?
— Очень хороший, работящий человек. Наш лучший машинист.
— Где он? Привести его сюда!
— В поезде. Повел эшелон в Хедешхалом.
Майор чуть не задохнулся от ярости.
На другой день начались допросы «простого люда».
Один за другим проходили перед комендантом измятые бессонницей, истрепанные тревогой люди. Нет, этот никогда не состоял в профсоюзе… А этот — из христиано-социалистов… член конгрегации Девы Марии… И у каждого — дети. Трое, пятеро, а то и десять! Обер-лейтенанту становилось все труднее отбирать из их числа так нужных ему десять, двадцать «виновных»… И эти деповцы! Почти все они неделями не уходили домой, не имели выходных…
Шнибер продолжал допрашивать. Первыми приказал вызвать тех двух рабочих, что бросили на землю дорогое медицинское оборудование. Один из них — смуглый, поджарый, — снял ботинок и показал майору раздробленный большой палец ноги.
— Что я, нарочно? Себе на ногу нарочно? Пошевелить ногой не могу. Ой, ой, ой!
Майор Шнибер перелистал протокол допросов, снятых накануне. Вся эта история становилась все туманнее, все запутаннее. А что, если ничего такого и не было? Да, но ведь донесение-то в гестапо он отправил! Теперь уже назад ходу нет…