Свиноматка
Шрифт:
Хватит, Боже, достаточно уже!”
Он стоял прямо, тяжело дыша и сжимая руки в кулаки.
Он не был убийцей.
Он не был спасителем мира.
Это была не его роль - убивать детей и очищать мир от зла. Ему было всё равно, что это за существо или существа, он не собирался никого убивать.
“Это не ребёнок, придурок! Он может выползти из чрева твоей жены, быть из плоти и крови, но, чёрт возьми, он не будет ребёнком. Ни у одного ребёнка в истории не было такого тёмного и хищного ума, как у этого существа, которое было таким древним, что помнило время, когда звёзды были молоды.
Ричард начинал представлять, на что это будет похоже. Холли умрёт при родах, но это семя в ней будет жить. По крайней мере, до тех пор, пока он не схватит его - или их - и не оторвёт его отвратительную головку от тела. Затем он будет помещён в комнату с мягкими стенами на всю оставшуюся жизнь со всеми другими “спасителями.” И разве это не было чертовски радужным взглядом на будущее?
Вздохнув, не зная, куда пойти, он поднялся наверх.
Он никогда не чувствовал себя более одиноким и более уязвимым в своей жизни.
У двери в комнату Холли - как ни странно, но она больше не была его комнатой - он сделал паузу и впервые не знал, как долго молился. Он молился тому, кто его слушал, и действительно верил в это.
Он вошёл внутрь.
Холли спала.
Она растянулась на кровати, накрытая серой простынёй, как саваном. Её раздувшийся живот развалился на матраце, как мешок с конфетами Санты… но там не было никаких вкусностей, только мерзкие неземные твари, которые стали извиваться, как внутриутробные пауки в мешочках-яйцах. Лицо Холли не выглядело спокойным даже во сне. Она была опухшая и с синяками под глазами, ленивая слюна свисала с её подбородка.
Ричард стоял там, глядя на неё, борясь со слезами, которые выступили.
Внезапно он обернулся, чувствуя, как Пигвикен смотрит на него глазами, словно открытые раны. Зная, что за ним наблюдают, чувствуя на себе эти далекие и неприступные глаза, Ричард провёл пальцем по горлу, думая, что он сделает с ним, но… позже.
“Придёт твоё время, о да, будь уверен в этом, уродливый боров. У меня будет последний шанс отомстить за осквернение моей жены и моего ребёнка.”
Он повернулся и посмотрел на SlimCam.
Потом на Холли.
Уголок её губ превратился во что-то вроде хмурой ухмылки. Грязная, почти плесневелая вонь шла от неё. По какой-то причине вонь была не так сильна и зловонна, когда она спала, но всё равно это было не совсем приятно.
Он опустился на колени рядом с кроватью.
Осторожно он коснулся кончиками пальцев распухшей белой плоти её живота. Живот беременной женщины был очень тугим, очень твёрдым, как будто его раздули до такой степени, что он вот-вот лопнет. Холли ничем не отличалась от остальных беременных. Ричард почувствовал, как слеза скатилась по его лицу, когда он прижал руку к её животу. Её плоть была горячей, лихорадочной. От неё исходил странный солёный запах.
Что-то шевельнулось под его рукой.
Что-то пнуло его.
Многие вещи могли пинаться, на самом деле.
Он напрягся, почувствовал подступающую тошноту. Да, как будто там действительно были внутриутробные пауки, движущиеся в яичных мешочках. Это было так ужасно, так отвратительно. Он хотел взять нож и заколоть зарождавшуюся жизнь в горячей темноте утробы. Было ещё несколько движений, а затем это прекратилось. Может быть, оно почувствовало недружелюбную и угрожающую руку, когда он трогал живот?
Холли пошевелилась, но не проснулась.
Ричард, не очень понимая, почему, опустил голову и прижал её к животу, он просто чувствовал, что должен. Как ребёнок, тыкающий что-то отвратительное палкой; чувство любопытства было подавляющим. Теперь его ухо было у её теплого живота. Сначала он ничего не слышал, кроме обычных желудочных процессов: урчания и вздутия.
Но потом он расслышал что-то ещё. Он отвёл голову, покусывая нижнюю губу, чтобы не заплакать. Нельзя было ошибиться в том, что он услышал: голоса… Звук шёпота многих голосов.
Он вышел из комнаты, прежде чем его разум полностью померк.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
На следующее утро раздался стук в дверь.
Ричард открыл её, полусонный, всё ещё протирая глаза. Дядя Холли Дик и тётя Полин были там. Они просто шли из церкви и подумали, что им лучше зайти и посмотреть, как поживает Холли.
– Ну, заходите, - сказал им Ричард.
– Я сейчас сделаю кофе.
Он провёл их в гостиную, предложил им сесть и принёс две чашки кофе. Он, честно говоря, не был до конца уверен, было ли их посещение хорошим или плохим. Это было забавно, но он чувствовал, что должен спрятать Холли от всего мира. Она была грязной тайной, которую он жаждал и должен был защищать… как кукла вуду в шкафу или женщина, прикованная цепью в подвале. Как будто, если бы они узнали правду, это сделало бы его похожим на какого-то ненормального, преступника, монстра…
Тётя Полин дотронулась до своего налакированного огненно-красного улья на голове.
– Ты хорошо спишь, Ричард? Ты выглядишь немного помятым, ты же не возражаешь, если я так скажу?
– Ах… я… у нас дома было несколько парней прошлой ночью. Мы играли в карты, знаете ли.
Дядя Дик засмеялся, и его живот задрожал.
– Да, я хорошо знаю, - сказал он, ткнув пальцем в свою жену.
– Хотя это было добрых тридцать лет назад. Ты что-нибудь выиграл?
– Нет. Хорошо ещё, что не проиграл свою задницу.
– Тогда тебе повезло. Однажды я потерял всю свою зарплату… но давайте не будем об этом говорить, - сказал он.
– О, Дик, - сказала Полин. Она повернулась к Ричарду.
– Я думаю, что здесь пахнет дымом. Пассивное курение вредно для детей, так говорят. По крайней мере, это то, что я слышала по телевизору.
– Дерьмо это, - сказал дядя Дик.
– У меня висела сигарета изо рта, когда родился Джордж, и когда меня привели к нему в комнату.
– Это было сорок лет назад, Дик.
– Так в чём же разница? Если слушать этих здоровых нацистов, мы могли бы прямо сейчас ложиться и умирать. Они лишают жизнь удовольствий.