Свиток дракона
Шрифт:
Они смотрели друг на друга. Глаза ее сияли в свете утренней зари. Она смутен но улыбнулась, и Акитада вдруг понял, что Аяко догадалась и все это время помнила про его больные плечи И эта забота тронула его до глубины души.
— Веди лошадей. Тора. А я приду пешком. — Ее приглашение он принял и спешился.
ГЛАВА 11
Царство росы
Женщина, принявшая плату, отвела их в парилку, где стоял огромный накрытый чан и рядом с ним табуретка. Возле отверстия для слива воды лежали две бадейки и мешочки с отрубями.
Банщица отодвинула тяжелую крышку, из-под которой повалил пар — его клубы виднелись на фоне солнечных лучей, пробивавшихся через крохотное оконце. На миг показалось, что они ступили в облако разжиженного света. Аяко что-то сказала банщице, но Акитада, валившийся от усталости, не разобрал слов. Он не спал с прошлой ночи и начал бессознательно раздеваться, роняя одежду на соломенную циновку. Набрав в бадейку воды из чана, он присел над сливным отверстием и потер себя мешочком с отрубями. Плечо пронзила чудовищная боль, и он вскрикнул.
Когда Аяко взяла у него из рук мешочек, чтобы помочь, усталый Акитада не нашел в себе сил воспротивиться.
— А теперь лезьте в воду, — сказала она. — Скоро вам полегчает.
Окончательно разомлев в этом царстве тепла и влаги, он пробормотал слова благодарности. Усилием заставив себя очнуться, он смотрел на нее сквозь клубы пара. Кожа ее сияла и золотилась, словно у неземного создания.
— Как твоя нога? — спросил Акитада.
— Не волнуйтесь. — Сияя в туманной мгле, она дохромала до клубящегося паром чана, ступила на табуретку и окунулась с той же легкостью и проворством, с какими недавно взбиралась по скалам и монастырской стене.
Акитада последовал за ней, неуклюже плюхнулся в воду и моментально согрелся, тотчас позабыв о долгих часах, проведенных на холоде. Он погрузился в воду до самого подбородка и подобрал ноги, освобождая пространство для Аяко. Горячая вода окутала тело, проникая в каждую пору. Он блаженно закрыл глаза.
Но усталость куда-то пропала, и Акитада вдруг почувствовал себя бодрым.
Впервые в жизни он попал в баню с женщиной, хотя совместное мытье было принято во многих семьях и даже в банях общественных. «Ничего особенного», — заверил он себя.
И все же случай был особый. Глупо прикидываться, что они попали сюда только потому, что вместе побывали в приключении. Желание обладать Аяко проснулось в нем, еще когда она разделась до пояса перед началом палочного боя. С тех пор он не мог отвести от нее глаз и пытался представить ее тело под одеждой. От каждого ее прикосновения кожа у него будто горела, и теперь /Акитада в полной мере ощутил всю силу своего влечения. Устыдившись этого страстного желания, он смотрел на Аяко сквозь клубы пара, нее зная, как быть, и гадая, рассердит он ее, оттолкнет, ли или возможно, вызовет с ее стороны насмешки, что еще хуже.
Глаза ее были закрыты. Капельки влаги, словно жемчуг, усеяли ее щеки, носик, губки и поблескивали на ресницах. Волосы мокрыми прядками липли к изящной шее и округлым плечам. Одна такая прядь уходила подводу, приютившись между
Очнулся он от ее прикосновения — Аяко стояла на коленях между его раздвинутыми ногами и нежно разминала ему плечи.
— Ну как, вам теперь лучше? — улыбнулась она.
Девушка была совсем рядом, так близко, что он уловил ее сладкое дыхание и, испугавшись этой близости, отодвинулся.
— Тебе совсем не обязательно это делать, — хрипло сказал он, надеясь, что она не остановится.
— Мышечный массаж прогоняет боль, — сознанием дела заметила Аяко.
— Но сюда могут войти, — слабо возразил он.
Она тихонько рассмеялась.
— Никто не войдет. Я попросила банщицу нас не беспокоить.
Акитада не знал толка в общественных банях и уж никак не считал их местом для любовных свиданий. Он вдруг подумал, что Аяко могла приводить сюда и других мужчин, и мысль эта показалась невыносимой.
Она смотрела на него невозмутимо, продолжая разминать плечо. В прикосновениях ее были и сладость и мука. Наслаждение и боль в равной мере питали желание.
— Аяко, пожалуйста, не нужно! — теряя последние силы, выдохнул Акитада.
— Вы не хотите меня? — Она придвинулась ближе, прижалась к нему всем телом.
Он кожей почувствовал ее грудь, соски и, застонав от удовольствия, закрыл глаза, уже ощущая ее нежное лоно. Губы их соприкоснулись, дыхание слилось.
— Хочу больше всего на свете! — пробормотал он и страстно прижал ее к себе.
Она тоже обняла его, но вдруг отстранилась, взяла его за руку и поднялась.
— Пойдем!
Они выбрались из воды, укутали друг друга полотняными кимоно, промокая влагу, и легли на циновку.
В искусстве любви Аяко была мастерицей. Это Акитада заметил, даже поглощенные огненной страстью, но без упрека или отвращения, а с благодарностью. Его собственный опыт в этой области был весьма ограничен. Два раза он имел интимную связь с женщинами своего сословия, но все получилось нелепо. Женщины требовали полной темноты и не желали раздеваться, Пышные дамские платья с многочисленными исподними одеждами и туго затянутым поясом становились досадной помехой, особенно когда приходилось одновременно воевать с собственными штанами. К тому же обе дамы хранили полное молчание и безучастность.
Случалось ему встречаться с женщинами, для коих любовь была профессией. Они казались более уступчивыми и разговорчивыми, но предавались этому занятию словно через силу.
Аяко не походила ни на тех, ни на других. Любовная игра была для нее чем-то вроде спортивного состязания. Умелыми движениями опытного бойца она направляла его неловкую страсть в нужное русло, трепетными ласками будила невидимые чувства, пока он не вошел в ритм, сделав интересное открытие — оказывается, дарить наслаждение гораздо приятнее, чем получать. Аяко была и учителем, и участником этой игры и отдавалась ей с той же страстью и мастерством, с какими бралась за палку во время тренировочных боев.