Свиток фараона
Шрифт:
Халима пожала плечами. На губах промелькнула нежная улыбка, словно она хотела извиниться. Извиниться за неожиданную встречу.
Приглушенный свет каменного вестибюля не позволял им толком рассмотреть друг друга, но Омар воспринимал происходящее и чувствовал Халиму так, словно она никогда и не убегала от него. Ее близость была как хамсин в пустыне, невидимый жар которого болезненно стягивает кожу. Она заставляла его пылать и мерзнуть одновременно. Омар не мог совладать со своими мыслями. Он видел Халиму сердцем, но не рассудком. Но что-то настораживало его в этой ситуации: она не могланаходиться здесь. Только не в доме этого Али ибн аль-Хусейна!
Хозяйка! Аллах всемогущий, этого просто не может быть!
Почему именно этот человек, которому Омар меньше всего желал добра, увел с собой Халиму? Почему, ради всего святого, она отправилась с ним, с этим мерзавцем Али ибн аль-Хусейном? Почему она ничего не сказала? Почему она не объяснит эту непостижимую ситуацию? Почему она не говорит, что все еще любит его, ведь и он до сих пор не охладел к ней?
Омар не решался погладить ее, хотя очень этого хотел. Время изменило Халиму. Не то чтобы она стала невзрачной, менее красивой или менее привлекательной. Изменилось ее поведение, она больше не вела себя, как девочка. Перед Омаром стояла опытная взрослая женщина, появление которой огорошило Омара.
В его душе зародился страх, страх от того, что Халима может что-нибудь рассказать в этой необъяснимой ситуации, и это разрушит все между ними. Она могла сказать: «Уходи и не возвращайся никогда, нам нельзя больше видеться!» Она ведь уже сделала так один раз. Поэтому он постарался опередить ее. Омар, запинаясь, начал говорить что-то бессвязное о своем друге Нагибе, которого он надеялся найти здесь, потому что Али ибн аль-Хусейн поручил им задание. Она внимательно наблюдала за Омаром, насколько позволяло слабое освещение темного вестибюля. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она произнесла тихо, с превосходством, которое с самого начала его испугало:
— Больше ты мне ничего не хочешь сказать?
О, лучше бы он ничего ей не говорил! Только теперь юноша осознал всю нелепость своих слов. Омар почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Оставалось только надеяться, что Халима не заметит его волнения. Но она лишь быстро обернулась и мельком глянула на лестницу, потом сделала шаг вперед и заключила его в объятия.
Омар не ожидал такой разительной перемены. Он вел себя подобно беспомощному ребенку, который искал желанной защиты в объятиях матери и был не в состоянии ответить на ее чувства. Да, он поймал себя на том, что стеснялся проявить нежность.
Халима обняла его голову двумя руками и покрыла поцелуями. Омар испытал то, чего еще никогда не чувствовал. Постепенно его закрепощенность исчезла, его чувства раскрылись. Он прижал к себе возлюбленную, схватил ее, как утопающий хватается за соломинку, яростно и несдержанно. Халима вскрикнула от боли.
Ни Омар, ни Халима не знали, как долго они стояли в вестибюле. Они словно очнулись от приятного сна и оба одновременно открыли глаза. Омар насмерть перепугался: перед ними стоял Юсуф, слуга аль-Хусейна. Он опустил глаза и сказал, не глядя на Халиму:
— Хозяйка, уже пора.
Казалось, Халима не очень была удивлена появлению Юсуфа и, чтобы немного успокоить Омара, на лице которого отчетливо читался страх, произнесла:
— Ты можешь ему доверять, это мой самый верный слуга. — При этом Халима взяла Юсуфа за руку.
Каждый день в одно и то же время Халима вместе со слугой ходила на рынок за покупками, которые Юсуф нес обратно домой в корзинах. Это было похоже на ритуал, и, чтобы перенести этот поход на другое время или вообще отказаться от него, требовались веские основания. В подчинении Халимы был весь большой дом, в котором работала добрая дюжина слуг и батраков. Кроме того, ей приходилось управлять теми, кто нанимался на работу за еду и кров, потому что их выгнали из семьи или они еще были не замужем по той причине, что не достигли определенного возраста. А еще в доме Али ибн аль-Хусейна была вторая жена, совсем молодая, почти еще ребенок, но с характером зрелой женщины. Али ибн аль-Хусейн взял ее себе в качестве второй жены, что было в обычаях этой страны. Но это глубоко ранило гордость Халимы.
— Нам нужно о многом поговорить, — сказала Халима.
Омар, кивнув в ответ, заметил:
— Но не здесь.
— Нет, конечно, не здесь, — ответила она. — Ты знаешь большие ворота у базара Хан эль-Халили? За воротами, по правую сторону, идет переулок, там есть ковровая лавка. На первом магазинчике вывеска: «Ахмед Амер». Ахмед мне сильно задолжал. Я буду у него в обед и подожду тебя. Прощай!
Ошарашенный, Омар вышел на улицу. Перед его глазами, словно в туманной дымке, проступали фасады домов, уличный шум долетал, казалось, откуда-то издалека. Пошатываясь, он свернул на шариа Ассуругия. Омар знал, что эта улица ведет на север, к большому базару. Он не замечал вокруг себя ни людей, ни автомобилей, ни повозок, которые катили по мостовой. Он все время думал о Халиме, представляя ее грациозную фигуру на лестнице, ее лицо в сумеречном свете вестибюля. А в его голове вертелось одно слово: « Халима».
Добравшись до высокой башни, где начиналась купля, торг и мошенничество, Омар быстро нашел ковровую лавку.
Он назвал свое имя, и торговец проводил посетителя к деревянной лестнице, ведущей наверх, где в маленькой комнатушке его уже ждала Халима. Она сидела на свернутом в рулон ковре, которых было очень много в комнате. Они громоздились здесь до самого потолка. Сквозь щели в закрытых ставнях пробивались полосы солнечных лучей. Пахло шерстью и средством от паразитов, но в этот момент Омара занимала лишь Халима.
Не говоря ни слова, он опустился перед ней на пол, обнял руками ее бедра и прижался головой к коленям, словно стеснялся или хотел спрятаться. Халима правильно поняла этот жест и погладила его по голове. Так они застыли на какое-то время, и каждый был погружен в свои мысли.
Омар почувствовал тепло, которое исходило от ее бедер. Халима почувствовала, что ее одежда повлажнела от его слез.
— Не нужно плакать, — сказала она, сама едва сдерживая слезы. Молодая женщина запустила пальцы в его волосы, подняла голову Омара, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Я не плачу, — ответил Омар и размазал рукавом слезы, текущие по щекам. Тяжело вздохнув, он нерешительно спросил: — Почему все так должно было случиться?
— Судьба сама тасует карты, мы можем лишь играть. — Халима улыбнулась, но в ее голосе чувствовалась горечь.
— Почему все так должно было случиться? — повторил Омар, качая головой. — Ты счастлива?
— Счастлива?
Халима не ответила на этот вопрос. И Омар заметил, что она повернулась к окну лишь для того, чтобы скрыть свои слезы.