Свобода от, свобода для
Шрифт:
– Да брехня это все, не может быть, - решил я не афишировать собственное участие. Две сотни, м-да, ну и бред. А может, оно и к лучшему, пусть боятся, глядишь, не полезут, как подопрет.
– Может, и брехня, но мы тут с мужиками посоветовались, и решили раздать стволы населению. Не бросать же их, да еще рядом с сарацинами. А защищать их до бесконечности мы не сможем. К тому же, семьи у всех. Договорились с автобатом, с тем, что от нас недалеко, загрузили все, что есть на машины, и сюда. Раздаем вот.
– Знаю я этот автобат, надежные мужики. Воду они нам подвозили.
– В общем, раздадим вот всю стрелковку, и по домам. Государства больше нет, Коц. На юге и в центре вообще непонятно что творится, связи
– Зря вы это.
– Что зря?
– не понял меня Эран.
– Оружие раздаете зря. Народ уже не такой и травоядный, а вы им еще оружие даете. Крови будет море.
– Ну, а что делать? Сарацины вон через одного со стволами. Лучше пусть наши вооружены будут.
– Эран честный мужик. Правильный. Мысль, что склад оружия - золотое дно, и на этом можно приподняться, видно, даже не приходила ему в голову. Жаль, мало таких. Было б побольше - глядишь, и Песец иначе бы встретили. Ну а так как на одного честного приходится двадцать чмуликов то и получилось то, что получилось. Жаль.
– Слушай, а пулемета у вас нет?
– Нарочито жалобно протянул я, по выражению лица Эрана я понял, что пулемет он мне не даст, и тут же переобулся, - ладно, шучу.
Он на секунду задумался, потом сказал:
– Вот что, Коцюба. Тут у нас мужики-резервисты, что с юга, домой собираются. Подойди к их старшему, его Ави зовут, поговори. С оружием у них все в порядке, а вот припасов нет. Может, и выменяешь. Ладно, будь жив, может, еще увидимся.
– Эран побежал куда-то по своим офицерским делам.
Я сделал так, как он сказал. Нашел этого Ави, и договорился об обмене пулемета и двух тысяч патронов к нему на два мешка гречки по 50 кг и ящик тушняка. Они обещали заехать завтра утром, завезти пулемет. На этом распрощались, и мы пошли домой.
На том самом перекрестке, куда привозили воду, шел митинг. Мы как раз мимо проходили, ну и завернули послушать, о чем там народ говорит. Там стоял грузовичок с открытым кузовом, приспособленный под импровизированную трибуну, в кузове несколько человек. Один из них вещал через матюгальник. Вокруг стояло не так чтобы много народу, но сотни две точно. Все из соседних домов, много знакомых лиц. Я протолкался через толпу, было интересно, кто это там распинается. Стоящий в кузове грузовичка дядька мне сразу не понравился. Во-первых, был он какой-то гладкий. Ухоженный. Одежда явно не шитый узкоглазыми ширпотреб, от хорошего портного. Вокруг него стояло еще двое таких же. Гладких. И какой-то хрен в полицейской форме с ними. Первый раз после Песца я увидел мента. Во-вторых, говорил он хорошо поставленным голосом профессионального болтуна. Я послушал, и мне стало скучно. Какие-то общие слова о противостоянии хаосу и поддержанию единственно верного демократического порядка, про объединение усилий и слияние в едином позыве. Мне стало скучно. Я уже много раз такое наблюдал. Любит наш народ поговорить, вот уж чего не отнять. Сколько я таких совещаний помню - сидят, руками машут, переругиваются, спорят. Потом, так и не придя ни к чему, расходятся. Чтобы к чему-то придти, надо решиться и взять на себя ответственность, а кому это надо? Пусть кто-то другой ответственность берет. Дождавшись момента, когда оратор заткнулся перевести дух, я тут же вклинился. Голос у меня громкий, так что услышали все:
– Короче, дядя! Что ты предлагаешь конкретно?
– он недоуменно вытаращился на меня, но потом справился с удивлением, и начал отвечать. Если отбросить шелуху обтекаемых фраз, то он предлагал организовать в нашем квартале самоуправление. Комитет Спасения. Провести выборы. В начальники он прочил, конечно же, себя. Ну и пристяжь свою. А что. Самоуправление дело хорошее, подумал я и стал слушать дальше. Ну а дальше он понес такое, что у меня глаза на лоб полезли. Оказывается, с целью пресечения беззакония, надо собрать все оружие, какое есть, и сложить под замок. Назначить дежурных, чтобы патрулировали квартал, и выдавать стволы только им. Все запасы еды сложить в одно место, приставить охрану, и распределять по карточкам. Назначить ответственных за каждый дом. Выдать всем жителям квартала удостоверения и чужих не пускать. Сформировать команды фуражиров для пополнения продовольственных запасов. Дядя был настроен всерьез.
– Надо же..., - протянул я задумчиво, - целая программа. Он вообще кто? Что-то я его не видел тут раньше, - спросил я у Вайнштейна. Тот ответил:
– Это Гельман. Председатель коллегии адвокатов, - выражение лица Вайнштейна мне не понравилось. Он смотрел на Гельмана как-то странно. Нехорошо смотрел.
– А что он тут делает? В нашем-то районе?
– Офис у него тут, - ответил Вайнштейн и посмотрел на меня. Очевидно, у него в голове промелькнула такая же мысль. Этот Гельман жил в богатом районе, но почему-то явился агитировать к нам. Почему? Либо в богатом районе лохов меньше - там все такие, как он, и развести их вряд ли получится. Либо там творится что-то такое, от чего лучше сбежать к народу попроще.
Народ слушал Гельмана не очень внимательно, но все ж слушал, и я понял, что еще чуть-чуть, и он своего добьется. Людям, как воздух, нужна определенность. А этот говорун вполне может убедить их, что как раз он и может ее им обеспечить. Как же они задолбали, паразиты. Работать не хотят, и не умеют, хотят только рулить. Та же сила, что давеча толкнула меня подойти к черным шляпам, потащила меня вперед, и заставила плечом раздвинуть стоящих у грузовика людей. "А их много", подумал я, "как бы не было чего". Потом я увидел, как стоят Вайнштейн с Эли - а те разошлись в стороны, чтоб не мешать друг другу, если надо будет стрелять. "Грамотно сектора распределили", подумал я и успокоился. Все это промелькнуло в моей голове, пока я влезал в кузов грузовика и аккуратно вынимал у Гельмана матюгальник. Никто не заметил, как я аккуратно нажал ему на руку в нужном месте, так, что пальцы его сами разжались. Для зрителей все выглядело просто - один другому отдал матюгальник. Я поднес его к губам. Народ затих, всем стало интересно.
– Что ты себе позволяешь?
– зашипел Гельман, и попытался оттолкнуть меня. Я повернул к нему голову, и посмотрел прямо в глаза. Не знаю, что он там увидел, но толкаться перестал и отодвинулся.
– Знаете меня?
– спросил я у толпы в матюгальник.
– И повторил: - Знаете?
– По толпе пронеслось: "Коцюба", "сарацин пожег". Я определенно был героем дня.
– Кого слушаем?
– сказал я.
– Я вас спрашиваю - кого слушаем? Гельмана? Никого лучше не нашлось?
– из толпы кто-то выкрикнул: - А что делать? Вайнштейна мы уже слышали, - народ, явно знакомый с лекциями Вайнштейна, засмеялся.
– Паразита слушаете! На руки его посмотрите. Он же ни дня в своей жизни не работал. Он паразит и дармоед.
– Из толпы кто-то, похоже, тот же самый, что и до того, глумливо выкрикнул: - Ртом он работает.
– Вот именно. Ртом он работает, - подхватил я.
– А вы уже готовы отдать ему свою еду и стволы. Чтоб он, значит, решал, кому сколько отсыпать.
– У грузовика началось какое-то шевеление, я краем глаза увидел, что ко мне тянутся несколько рук, чтобы стащить с грузовика. Правда, руки тут же отдернулись - одного из тянущихся кто-то дернул за воротник назад. У меня нашлись неожиданные защитники. Ну а возле мента стоял Вайнштейн, и, улыбаясь, похлопывал того по плечу стволом винтовки. Мент выглядел растерянным, к такому обращению он явно не привык. Но народ вокруг был через одного вооружен, так что менту ничего не оставалось, как сделать вид, что все так и должно быть. Я продолжил: