Свободное падение
Шрифт:
– Не переживай не ты один такой, – успокоила его Кристина. – Сначала у всех так, потом нормализуется.
– Откуда знаешь? – недоверчиво буркнул он, стоя к ней спиной и пытаясь ногой попасть в перекрученные трусы.
– Так говорят, – Кристина пожала плечами, вытирая простынёю влажную ногу. – Ладно, иди сюда…
Только с третьего раза Серику удалось обуздать свою страсть, и он, наконец, сделал «дело» – поспешно, неумело.
– Слушай, – сказала утром Кристина, подворачивая на сковороде пригоревшие гренки. – На серьёзные отношения не настраивайся. Это было так, – недоразумение.
Не поднимая глаз, Серик шмыгал носом, кивал головой: да, мол, понимаю, конечно…
Недоразумение длилось почти год. Никто не понимал их отношений. Увидев Серика в первый раз, Белинская и Петракова обалдело курили на кухне.
– Зиновьева, ты это серьёзно? Он же на целую голову ниже тебя и задроченный какой-то.
Белка, называла Кристину по фамилии только тогда, когда считала, что подруга совсем мозгами отъехала.
– Парню жить негде, – оправдалась Кристина. – И совсем не на целую голову, всего два сантиметра.
– Ну, прям, мать Тереза! Может, всех бездомных приютишь?
– Может и приютю… тьфу ты, блин – приючу.
Белка артистично возводила глаза к потолку в молчаливой и вместе с тем понятной как божий день молитве: «Господи, дай Зиновьевой хоть немного ума!»
У Кристины и Серика не было друг перед другом никаких обязательств, они даже спали в разных комнатах, благо на секс много времени не уходило, и когда на горизонте появился симпатичный и разбитной Димон, Кристина, не раздумывая, закрутила с ним. Стала поздно возвращаться домой.
Серик не спал, ожидая её. Угрюмо курил на балконе. Кассетник в его комнате бесконечно зависал на одной и той же песне: «Она любила летать по ночам».
– Я свободная женщина, – пьяно покачиваясь, оправдывалась Кристина, хотя Серик даже не пытался предъявлять претензий, видимо боясь спугнуть затянувшееся «недоразумение». – Куда хочу туда хожу, когда хочу тогда возвращаюсь. Да?
Серик молчал, и тогда Кристина сама пыталась начать разговор, чтобы избавиться от гадкого чувства вины и разрубить этот чёртов узел, но у парнишки был такой жалкий вид, что вместо выяснения отношений, она лишь небрежно пожимала плечами:
– Белочка с Петрой вытащили на дискарь. А потом в баре девичник устроили. Прикинь, Петракова так набралась…
Серик не слушал: дрожа от возбуждения, пытался обнять её.
– Не-не-не! – Кристина поспешно увёртывалась. – Давай не сегодня. Ага?
Покусывая губы, искала в сумочке сигареты… Нет, больше никогда в её жизни не будет двух мужчин одновременно. До чего же гадко на душе…
Димон был из мажоров: отец сидел высоко в мэрии, сынок деньги не считал – кидал «на вес». Ценности в мажорной тусовке были те же, что в бандитской среде и среди рвачей коммерсантов, – деньги, деньги и ещё раз деньги. Впрочем, отношение к баблу было другое, – говорили не о том, как его «срубить», а о том, на что потратить. Димон мог сесть в самолёт и смотаться в столицу только ради того, чтобы наведаться в первый в России бутик Версаче. По тем временам – невидаль и крутяк.
Вечером в клубе он раз двадцать приоткрывал полу нового пиджака, тыча указательным пальцем на бирку, нашитую на внутренний карман:
– Версаче, милые мои. Это вам не турецкий самопал. Что называется, из первых рук.
Глядя на Димона в такие минуты, Кристина не скрывала иронии, но со временем привыкла к его понтам. Куда денешься? Возьми хоть «крутых» пацанов, хоть последних ботанов, хоть селян из глубинки, а понты – это наше всё!
Однажды Серик вычислил Кристину, когда она садилась с Димоном в машину возле ресторана. Серик был пьян и с непривычной для себя решительностью стал поперёк дороги, преграждая путь. Вырисовался в свете фар чёрной тенью, очерченной светящимся ореолом, как космическим скафандром. У него подгибалась то одна, то другая нога, и он вихлял всем телом, будто его били бейсбольной битой поочерёдно под одну, потом под другую коленку, а он старательно пытался сохранить равновесие.
Димон решительно распахнул дверцу машины.
– Откуда этот энэло нарисовался?
– Погоди! – крикнула Кристина. – Не трогай его.
Но крепкий спортивный Димон, видно, чувствовал в тот момент избыток энергии в теле. Повод чтобы пустить эту энергию в расход подвернулся кстати. Парень схватил Серика за шиворот, легко кинул его носом в асфальт.
– Козёл, ты что делаешь? – налетела на него Кристина. – Просила же, не трогай.
– Кто козёл? – Димон ошалело глядел на Кристину будто не узнавал её.
Кристина присела перед Сериком на корточки. Тот с трудом оторвал от земли лицо, – тягучая липкая кровь потянулась от асфальта вслед за носом.
– Кто козёл? – возмущался Димон.
– Догадайся с трёх раз! – зло бросила ему Кристина и полезла в карман за носовым платком.
Димон поглядел, как Кристина утирает Серику нос, презрительно сплюнул:
– Детский сад, блин. Садись поехали.
– Да пошёл ты! – огрызнулась Кристина, помогая Серику подняться.
– Ни хрена себе! – у Димона такой расклад не укладывался в голове, но он был скор на решения. – Сама пошла!
Хлопнула дверка, сердито взревел мотор, ветер пронёсшегося автомобиля растрепал Кристине волосы.
– Катись-катись! – крикнула она вдогон красным габаритным огням.
Чрез неделю Димон первым не выдержал молчания и позвонил, но Кристина отшила его с присущей ей решительностью. Кладя трубку на аппарат, посмотрела на Серика, мол, видишь? – финита ля комедия.
Серик шёл на балкон курить: понурая спина, жалкий мальчишеский затылок.
В такие минуты Кристина сама норовила назвать его не по имени, а по кличке.
Вздыхала… Серик ты и есть.
На втором курсе Кристина всё же рассталась с ним. Из двух зол нужно было выбирать меньшее.
Жалость была большим.
Во второй раз опасное чувство края подоконника Кристина испытала, когда работала медсестрой в первой городской больнице. Артём Викторович Алфёров был одним из самых уважаемых в городе хирургов: золотые руки, тридцать пять, не женат. А кроме золотых рук были у него удивительные голубые глаза, которые постоянно преследовали Кристину. Нет, домогательств не было, напротив, – глаза Артёма Викторовича ни разу внимательно не остановились на Кристине, но чем больше было в них равнодушия, тем сильнее манили они.