Свод
Шрифт:
Я тогда был очень пьян. Должен признаться, что тот рыбак сильно намял мне бока за богохульство. Уф! — Снова вздохнул Свод. — Сколько же всего недоброго за свою жизнь я сделал или сказал? Вовек не отмыться.
Хм. Взять хотя бы сегодняшний случай. Ведь самое худшее, это то, что из-за меня пострадаете вы и Михалина. Вам-то, уж простите, мой друг, к этому не привыкать, а вот как быть с ней? Я бы очень не хотел, чтобы она …из-за меня. Поверьте, сейчас я искренен, как никогда. Это впервые происходит со мной, чтобы женщина бежала полураздетой по холоду только для того, чтобы закрыть меня собой от опасности…! Как знать,
— Лапоча і лапоча..., — недовольно вставила клин в философские суждения Свода Климиха, — хоць бы што талковае казаў. Відаць, не вельмі і турбуецца аб тым, што хлапца забіў[189].
Якуб внимательно посмотрел на старуху, сосредоточенно засыпающей в этот момент какой-то травяной мукой его рану.
— У меня есть к вам предложение, Свод, — задумчиво произнёс молодой пан. — настоятельно вам советую к нему прислушаться, слышите? Сейчас эта, как вы там говорите: «старая леди» закончит меня чинить, вы соберётесь, предупредите свою паненку и, как только стемнеет, незаметно уйдёте в сельцо, к Климихе.
Живёт она одна, на отшибе. Мне кажется, для вас это самое лучшее, отсидеться у неё. Вечереет, пан судья появится никак не раньше завтрашнего утра, ведь один, без жолнеров он не рискнёт отправляться в путь, на ночь глядя. Куда ему спешить? Патковского ведь не воскресишь, прости господи.
Я скажу, что вы сбежали и, между прочим, обсужу с паном Кернажицким что, исходя из всей нашей ситуации, вам грозит. Причём постараюсь узнать о последствиях и в случае вашего бегства, и в случае, если вы вдруг найдётесь. Как я понял пан Кернажицкий, умеет договориться с законом, если его пояс начинает ощутимо тяжелеть…
ГЛАВА 12
Война всё рассчитал правильно. Конечно, не скажешь того, что Климиха была счастлива, навязанными ей постояльцами, однако спорить с паном она не стала, помня добро панского рода по отношению к ней и её родственникам. Ближе к ночи она ушла, а чуть позже, незаметно, замок покинули и Свод с Михалиной.
Якуб почти не спал. Боль, пульсирующая в его руке, гнала сон, а тяжёлые мысли, воспользовавшись моментом, полностью заняли его голову. Больше всего пана расстраивало то, что последние события могли в корне сломать его планы относительно женитьбы. И без того неблизкое время, на которое прицеливались он и Сусанна, будто по чьему-то злому умыслу, специально отодвигалось всё дальше и дальше. К тому же, кто знает, как теперь ко всему этому станет относиться ранее весьма лояльно настроенная по отношению к намерениям Якуба панна Ядвига?
А что будет со Сводом? Конечно, англичанин был далеко не подарок, однако за последнее время Война настолько с ним свыкся, что просто не мог себе представить даже завтрашнее утро без этого крепко потёртого жизнью пирата.
За мыслями незаметно пролетела ночь. Подсвечивая бледным светом ровное, серое небо, близилась заря. Перед глазами Якуба стали всплывать лица отца, …старосты. Предчувствуя близкое утро, застучала тупой болью в висках усталость. Молодой человек сомкнул тяжёлые веки и провалился в глубокое забытьё.
Его сон был недолгим. В дверь негромко постучали и Якуб, внутренне натянутый, словно струна, в испуге поднял голову. В дверном проёме появился Марек Шыски:
— Пане, уставай. — Тихо произнёс он. — Выбачай, вядома так бы не будзілі. Патковіцы гараць, вунь полымя на паўнеба...![190]
Ночевали в лесу. К небольшому имению, первым указанному в списке на посещение Базылём подошли, когда уже стемнело. Спустились в ложбинку и зажгли костры. Царский сотник Простов по своему обыкновению, собрался отужинать в компании Ёзефа. За время разбойного скитания по Литве это уже вошло в привычку. К вечеру больше усталости и меньше злости. За походной едой план завтрашнего дня всегда рисовался точнее и умнее, нежели с пустым брюхом, да ещё при дневном свете, когда далёкий к завершению день был полон неожиданностей.
Отужинали жирной гусятиной, которой попутно разжились на близлежащих хуторах, и стали ждать Базыля. Хмыза явился нескоро. Сотник и его помощник, сидя у скалящегося раскалёнными углями костра, и то и дело поочерёдно кивая отягощёнными усталостью головами, боролись с наступающей после ужина дрёмой.
— Звал, пан сотник? — хрипло осведомился Хмыза, прикидывая, которая из повёрнутых к нему спиной тёмных фигур, принадлежит Простову.
— Звал, — отозвался тот, что справа. Он неохотно поднялся и подвинулся к свету, — как ни звать? Мы в здешних краях без тебя и твоих помогатых, как слепые кутята. Ещё забредём до самого Кракова, да сдуру вместо твоего пана-обидчика подомнём под себя самого Жигимонта…
Степан и Ёзеф рассмеялись. Улыбнулся шутке и Базыль. Он подошёл ближе и, повинуясь жесту сотника сел у огня.
— Ну, рассказывай, друг ситный, что за село и, самое главное, что за пан обосновался там, за лесом? Как бы нам не вскочить в стойла жолнеров…
Хмыза снял драную собачью шапку и, откашлявшись, ответил:
— Село тут Патковицы, но они, пан сотник, дальше. Здесь, если прямо выйдем из ложбинки, стоит маёнтак Патковских, их хозяина. Пан Альберт не так чтобы богат или зажиточен, но и в лаптях не ходит. Сын у него в заграницах осел, на неметчине. Здесь живёт только старый пан, его жена и дочь. Под ними с полсотни душ, как я помню, да и то почти все в селе.
У Патковского тонкая кишка. Когда я со своими людьми взял эту землю под присмотр, он со страху съехал жить в своё гумно. Всем отбрёхивался, мол, в имении какая-то дурная зараза бродит. Видать говорил это, держа в голове меня. Если его припугнуть как надо, Альберт всё отдаст сам, а заартачится, тогда спалим всё к чёртовой матери и пойдём прямо к Мельнику. Вот там-то чтобы «отрясти грушу» надо будет постараться...
— Постараться, расстараться, — заскрипел, словно немазаная дверь, заворочавшийся в темноте Кравец, — про то мы слышали. Не боись, возьмём мы за кадык и того сосунка, твоего обидчика. Меня отчего-то другое сейчас занимает. Скажи, откуда ты так хорошо русское слово знаешь?
Хмыза приосанился и косо посмотрел в сторону Степана:
— Я, — неуверенно начал он, — уже рассказывал пану сотнику. Был у меня кум, соратник в трудном, лесном деле. Он родом откуда-то с Руси. Вот я и…
Простов кивнул Ёзефу, мол, верно, было дело, человек говорил о том, и боле не допытывайся, сам ты тож бродяга не русских кровей.
— Ну, тогда добре, Хмыза, — заключил Кравец, вняв жесту своего командира, —
иди, отдыхай. Оставшееся обсудим утром, оно вечера мудренее…