Сводные. Дилогия
Шрифт:
Не могу вытолкнуть из глотки ни слова. Только киваю.
— Иди, поиграй, — говорит ей отец.
Девочка убегает к пластиковой горке, а отец делает заказ и потом смотрит на меня. Так, как будто мы только вчера расстались. Как будто не было этих лет между нами. И совершенно нет этих натянутых и дырявых, как гамак, отношений. Так смотрят на соседа, с которым сталкиваются у лифта на лестничной клетке: безразлично и как бы сквозь.
— Не ожидал твоего звонка, — говорит отец. — Прости, не с кем было оставить Таньку. Жена сейчас в больнице.
Нет. Просто это странное ощущение — узнать, что человек, которого ты представлял самым черствым человеком на планете, оказывается всё-таки умеет чувствовать.
Замечаю под его глазами глубокие синяки и что пальцы все-таки скрючены волнением. Но нервничает он не из-за встречи со мной, хотя я вот себе места не находил несколько суток, пока не набрал его.
— Я не переживаю. Я уже болел, — зачем-то вру.
— Тоже легко?
Киваю.
— Вот и я так. А Лариса не смогла… Ты прости, что я только о своем. Как ты? Учишься? Работаешь?
— Учусь. Работаю. Все как у всех.
У него звонит телефон и он, извинившись, отвечает тут же, за столом.
— Да, шины настоящие… Нет, почти нулевые. Я не гонял.
С размаху в солнечное сплетение бьет осознание того, что он говорит о той самой машине, из-за которой я оказался в Воронеже. «Он не гонял»… А я-то думал, надеялся, что страсть к скорости у меня от него. А получается, нет? Что мне вообще досталось от него?
— Да, цену не сбиваю, нет… Деньги нужны. Понятно, до свидания.
Он откладывает телефон и снова смотрит на меня.
У меня его глаза. А больше, видимо, ничего нет.
— Машину вот продаю. Больница съела все наши запасы, а с этим карантином… Приходится. Надолго в Воронеж, Кость?
— К другу в гости приехал. Скоро уеду.
— У вас в Питере, наверное, получше с лекарствами и больницами?
— Я не знаю.
— Хочешь, зайдем к нам в гости? Таню пора спать укладывать. Посидим, выпьем. Тебе ведь уже можно?
— Мне уже девятнадцать.
— Точно… Так что, едем?
Вот он. Шанс. Единственный на миллион беспрепятственно попасть в его дом.
Угнать тачку у собственного отца.
Доказать самому себе, что хуже — уже некуда. Яблоко от яблони.
Я ведь именно в этом себя и уверял? Что хуже меня в целом свете никого нет и я недостоин счастья? Так чего же я жду?
Впустит в дом, откроет гараж. Покажет, какой стала его новая жизнь. Увижу, как выглядит его новая жена, и какие магнитики есть на их семейном холодильнике.
Вот же оно. Только рукой дотянись. Можно даже остаться на ночь. А потом уехать прямо на «Астон Мартине» полями, окольными трассами, избегая патрулей и КПП.
С Юлей ведь смог поступить ужасно, а сейчас что же? Совесть проснулась?
Танька подлетает к столу, приносят сок и пирожное. А я понимаю, что он меня даже не представил. Наверное, это правильно. Она слишком маленькая, все равно ничего не поймет.
Отец кормит ее с ложки, вытирает крем с щеки салфеткой, а после держит стакан, пока она пьет. В ее возрасте у меня уже не было отца как такового. А у нее есть.
Что же со мной было не так?
— Почему ты ушел? Оставил маму? — задаю впервые этот вопрос вслух, а внутри будто лопаются одна за другой годами натянутые струны.
— Так и знал, что ты это спросишь… Мы очень разные с твоей мамой, к сожалению, — вздыхает. — И просто не могли ужиться вместе. Жаль, что так вышло. Но у меня была своя жизнь, а у нее — своя.
— Вообще-то это ты за нее решил, что отныне ее жизнь это нянчится с младенцем, а твоя — свалить куда подальше. Не было у нее никакой своей жизни.
Отец стискивает зубы. В серых глазах предвестники шторма.
А меня уже не остановить.
— Я навел о тебе справки, отец. Помогал оформлять незаконные сделки, продавал участки земли втридорога, быстро раскрутился за счет незаконных парковок и заправок, а когда тебя едва не поймали, то просто сбежал из Питера в Воронеж. Где заделал новых детей. Ты без них не можешь, что ли?
— Какие справки ты навел, сопляк несчастный? Что ты из себя вшивого суперагента строишь?
Даже со старенького компа в доме родственников Луки я смог загуглить фамилию отца и найти много интересного, о чем мне стоило бы поинтересоваться за эти годы.
А машина, которая на «отступные» куплена? Отца в угол зажали и, может быть, даже Маяк. Вот он и пытался продать машину как можно скорее.
Отец сверлит меня взглядом.
— Не обвиняй меня в том, о чем ты понятия не имеешь, Костя. Пусть святым я никогда не был, но и ты не подарок. Знаешь, сколько раз я помогал твоей матери вытаскивать тебя из неприятностей? Не сосчитать. И сейчас ты меня в чем-то обвиняешь в свои девятнадцать? Молоко на губах еще не обсохло указывать мне, как поступать. Детей наделать много ума не надо, Костя. С этим даже ты справишься. А вот, когда начнутся сложности, вот тогда и посмотрим, сколько ты продержишься. Ставлю на то, что сбежишь ты даже раньше меня.
Он бросает несколько купюр на стол, зовет дочку и одевает ее, несмотря на сопротивление. А после уходит.
Каждая мысль бьет в висок, вызывая состояние близкое к нокауту.
Первый раз. И наша последняя ночь.
Оба раза без защиты.
Без промедления тянусь к телефону и нахожу заветный номер.
Слушаю гудки, уверенный, что она либо снова заблокировала меня, либо просто проигнорирует, как вдруг гудки прерываются.
— Юля? Юля, я…
— Юля сейчас занята, — отвечает мне Розенберг. — Ушла в душ, а как вернется, мы с ней опять продолжим. Огонь девка. Забыла уже тебя, Костян. Сам я связываться с тобой не буду, но ребят крепких знаю. Появишься возле Академии — не только передние, но и задние зубы тебе тоже переломают. Так что не звони ей больше, понял?