Сводные. Дилогия
Шрифт:
В квартире я не решаюсь ложиться на постель Розенберга и стелю себе на диване, как гостье. Все равно я здесь ненадолго. Да?
Остаток вечера я просто держу в руках визитку клиники, которую дала Ева Бертольдовна. Выучиваю номер регистрации наизусть, но ответов на мой единственный вопрос у меня так и нет.
Что будет дальше?
Ближе к полуночи тянусь к телефону, но так и не решаюсь написать Косте. Теперь для меня он Костя.
Больше никакого Кая.
Звонить ему сейчас все равно поздно, хотя звонить придется. Никаких неотвеченных за это время у меня не появилось, только смс-ка Леи так и висит без ответа, но с ней я тоже пока говорить не готова. Так что отбрасываю телефон в сторону и остаток ночи смотрю в потолок, а потом незаметно засыпаю.
Утром решаю, что звонить сейчас Косте не буду. Хотя бы потому что… Вдруг тест оказался ложноположительным? Наберу его, как только окончательно удостоверюсь, что две полоски настоящие.
Он должен знать. Будет ли он что-то с этим сделать, я не знаю.
Набираю по памяти телефон регистратуры. В условиях пандемии даже к гинекологу попасть оказывается сложно, и меня записывают только через три дня.
Все это время я только ем, регулярно бегаю к унитазу и пытаюсь тренироваться, стиснув зубы. Когда спазмы в низу живота усиливаются после одной из таких тренировок, я стискиваю зубы и тренируюсь еще. Но ничего не меняется. Меня только рвет в два раза чаще, а месячные так и не приходят.
Мне больше никто не звонит и не пишет. Возможно, Лея переговорила с братом и скептически вскинула одну бровь, услышав про коронавирус, и теперь только ждет, когда я наконец-то соберусь ей рассказать всю правду.
Через три дня в клинику меня отвозит водитель, и я наконец-то попадаю к гинекологу.
— Здравствуйте Юля Платоновна, — улыбается мне приятная женщина. — Ева Бертольдовна предупреждала о вашем визите. Вы правда балерина?
Сразу хочется сбежать, но я только заставляю себя разжать пальцы, которыми вцепилась в шлейку от своей сумки, и вежливо кивнуть.
— Вот, ознакомьтесь с этими брошюрами, — говорит мне доктор. — Сейчас кресло обработают, и я вас осмотрю.
Брошюры одна другой противоречивей. Пробегаюсь глазами по «Центру помощи подросткам, оказавшимся в тяжелых жизненных обстоятельствах», и запинаюсь на той, где описаны разные виды абортов. Взгляд спотыкается на «медикаментозном аборте возможном на ранних стадиях беременности (6-8 недель). Метод подбирается индивидуально и обсуждается с врачом».
— Юленька, проходите.
Я не помню, как взбираюсь на кресло, а гул в ушах мешает сосредоточиться на словах доктора. Я не могу назвать ей дату последней менструации, а она в ответ не может назвать никаких точных сроков, только говорит:
— Хорошо. Теперь давайте на кушетку. Сделаем УЗИ.
При виде того, как она рвет упаковку презерватива и надевает ее на длинный щуп, истеричная половинка меня снова заливается, что лучше поздно, чем никогда. А потом я пытаюсь расслабиться и не думать о том, как это странно, унизительно и вообще только начало того, о чем я понятия не имела.
Мигает экран… И помехи вдруг становятся полостью, в центре которой бьется сердце.
Кровь приливает к щекам, а живот затапливает жаром. Я часто-часто моргаю, и слезы затекают в уши.
— Так, а вот и наше плодное яйцо. Яйцо в матке, уже хорошо. И его размеры соответствуют… девяти неделям.
Глава 24
Проходит еще два дня после визита в клинику, и Ева Бертольдовна звонит мне сама, так и не дождавшись моего звонка.
После вопроса «Какой срок?», она долго молчит, а потом говорит, что нам нужно встретиться. У меня нет сил куда-либо идти, так что просто называю адрес и жду.
В квартиру Розенберга Ева Бертольдовна входит с нескрываемым удивлением. Ставлю чайник и так и стою, обнимая себя обеими руками. Она окидывает мою фигуру, которую я теперь прячу за безразмерной футболкой, одолженной у Розенберга, и спрашивает:
— Так это Яков постарался?
Качаю головой.
Ева Бертольдовна светлеет лицом и даже выпрямляется. Иметь дело с двумя учениками ей не придется.
— Тогда хорошо! Я сразу заметила твою талию, когда ты вернулась в Академию, но решила, что это последствия карантина, домашних тренировок и каникулы, и ты быстро придешь в форму.
Она окидывает мою талию, а я только чувствую, что краснею. Я подвела своего учителя, Академию, и всю жизнь боролась с лишним килограммом, а теперь даже втянуть живот не могу.
Живот и правда за последние пять дней, что я провела в квартире Якова, увеличился совершенно внезапно. Вот его не было, а теперь после УЗИ он кажется мне еще больше.
Весь прошлый вечер я пыталась втянуть его хоть немного. И не вышло. И это только начало.
Может, узистка недоглядела еще одного? Может, там двойня?
— Юля, решать вопрос нужно быстро. Тянуть уже некуда. Не спрашиваю, почему ты так халатно отнеслась к своему организму и проглядела разумные сроки… Теперь надо двигаться дальше.
Все эти дни я продолжала гонять в голове одну-единственную мысль — почему, почему я никогда не уделяла своему циклу такое пристальное внимание? Организм работал как часы, а я воспринимала это как должное. Думала, что так всегда и будет. А когда первого января соврала, что начались месячные, чуть сама в них и не поверила.
— Медикаментозно прерывать беременность уже поздно, — продолжает Ева Бертольдовна. — Но это не беда. Ты еще можешь вернуть себе прежнюю жизнь. Можешь станцевать Сильфиду и услышать, как тебе рукоплещет весь зрительский зал.
При упоминании феи касаюсь на груди футболки, под которой кожу слегка царапают крылья.
Какая жестокая ирония.
Отворачиваюсь к закипевшему чайнику и завариваю чай.
— Теперь твой единственный выход инструментальный аборт. Я помогу все устроить и знаю хорошую клинику. И очень хорошо, что Розенберг уступил тебе свою квартиру. Ты быстро придешь в себя и вернешься к тренировкам, как ни в чем не бывало. Главное не тянуть.