Сводный экипаж
Шрифт:
— Непременно, сэр. Но, полагаю, с ней все в порядке. Она довольно выносливая. И желудок здоровый.
Насчет желудка рулевой оказался не прав — полученный на обед суп впрок мартышке не пошел. Для начала она обожглась едва теплым варевом, потом сожрала все и вылизала миску, а потом до заката сидела на борту «Заглотыша» над волнами, разглядывала чаек, ухала, и вздрагивала, когда на корме катера появлялся рулевой. Доктор счел, что динамика положительная, адаптация началась, а суп для подопытной нужно разбавлять пожиже.
Вечером людская часть команды сидела на баке, грызла орехи и размышляла над тайнами обезьяньего мироустройства. Вообще тайн в этом мире (не только обезьяньем) насчитывалось огромное количество. Хатидже рассказала, что уже трижды видела над морем какие-то
Энди стоял за штурвалом, размышлял о том, что самые правильные тайны — тайны, остающиеся тайнами.
Из шифровки
лагуна — Твин Кастлу
Продолжаем наблюдение. Ситуация катастрофичная: такой унылости у нас еще не случалось. Объект едва тащится, причем без определенной цели. Там орехов наберут, сям обезьянку подловят. Черту знает что такое, а не шпионы. Предлагаю ускорить события. Готова взять на себя оперативную роль второй обезьяны. Эти шпионишки у нас живо куда-то доплывут.
с ихней бабой, как выяснилось, я уже встречалась. Она Пришлая, была худой и летучей, в неопределенных злодейских целях потолстела и перестала летать, сейчас опять похудела и стала узнаваемой. Полагаю, не наш клиент — просто слегка психанутая. Ничего удивительного, поскольку русская…
Из блокнота. Гзниальвыеразмышления и склероз'
Обезьяны — весьма загадочный отряд животного мира. Большинство приматов вполне человекообразны, но, к примеру, бабуины — Собакины дети. Как-то сидели на берегу Нила с Хуфу, ловили рыбу, беседовали о прикладном-хозяйственном использовании пирамид. Выскакивает здоровенный ошалелый бабуин, накидывается на нас как волкодав какой-то и пытается беспричинно покусать. Сдала шмондюка на Юкон. Через год проведала — вожак упряжки, взял приз Айдитародтонки. Вот чего он, дурак, овощи на нильских огородах воровал?!
Вовремя осознать свое истинное призвание- основная задача мыслящего существа!
[1] (лат. вульгарно) Человек хвостатый.
[2](лат.) Человек прямоходящий
Глава седьмая
Экипаж находит пресную воду, поздний ужин и беседует о магии
На день хватит, не больше — предрек Магнус, откладывая гаечный ключ.
Экипаж предчувствовал неприятный, но неизбежный момент серьезной поломки машины. Сальники текли все сильнее, барахлил насос, фильтры установки подготовки воды нуждались в неотложной чистке, и все эти, не столь уж роковые, но угрожающе скопившиеся мелкие сложности внушали серьезные опасения.
— Надо бы найти место для стоянки и перебрать насос. Заодно осмотреть фильтры и если от них что-то осталось, прочистить, — шкипер тяжко вздохнул.
Необходимость ремонта «Ноль-Двенадцатого» обсуждали уже неоднократно. Но сейчас, когда замаячили очевидные сложности, разбирать машину стало попросту страшно.
— Отжегблнах, — гребец потянул в узость машинного отделения кишку помпы. — Насос-то мы подправим, но сальники и сетки фильтров…
— Придется все же нам что-то изобрести, — изрек бессмысленную банальность Энди, убирая инструменты.
Разгонять по лузам шары машинного ремонта с одной стороны просто: известна последовательность, логика и смысл каждого отдельного действия. С другой стороны,
— Ну, якорь-то заменили. И тут что-то найдется, — проявил оптимизм юнга, сидящий наверху и наблюдающий за дискуссией через люк машинного отделения.
— Это что, кер отлавливать и кожу с них на прокладки сдирать? — уныло поинтересовался Сан. — В жопихпотакбл, такие приключения.
Механики выбрались из душного отсека, зафыркала помпа, откачивая скопившуюся воду. Гру налегал на рычаг, на другой присела скучающая вдова, помогала в меру своей легковесности. На барже любопытная мартышка поднялась на задние лапы, вытянула шею…
— Интересуется, гуманоидное недоразумение, — заворчал критически настроенный гребец. — Надо было, в писопу ихнее племя, наловить побольше мартышек. Посадить на весла, поволокли бы катер как миленькие, бнавж.
— Ты и эту-то съесть или утопить собирался, — фыркнула Хатидже.
— Правильно я собирался, вжтакднь! Вот что с нее, с одной толку? — отмахнулся Сан.
Сердитый гребец был прав лишь частично. Некоторый толк от обезьяны все же наметился: работала она с удовольствием, пусть и глуповато, зато постоянно развлекая экипаж. Назвали беспородно-неопределенную пассажирку — Манки[1], соображать что обращаются именно к ней обезьяна научилась сразу же, и даже на переиначенное вдовой и бесхвостым родственникомпрозвище «Манька» вполне реагировала. В остальном сообразительность «промежуточного звена», как обзывал пассажирку гребец, оказалась избирательной. К примеру. Манки обожала мыть палубу. Швабру ей не доверяли по понятным причинам, но тряпку обезьяна освоила, научилась великолепно отжимать и полоскать, с энтузиазмом гоняла лужицы воды по палубе, оттерла почти добела борта и планшири «Заглотыша». Похоже, мытье Манки считала чем-то вроде развлечения и сам процесс ей ничуть не надоедал. Забрасывать ведро за забортной водой ей нравилось даже больше, но тут ее контролировал гребец или Гру, иначе переливание моря в море грозило растянуться на часы. «Утопит она нам когда-нибудь ведро» — предрекал прижимистый Сан.
Наравне с отдраиванием палубы обезьяну восхищала чистка кухонных котлов и кастрюль. Вдова научила пассажирку использовать золу, обезьяна без устали начищала стенки котелков, прерываясь лишь, чтобы полюбоваться результатом и тайком лизнуть блестящую поверхность. Собственно, по этой причине ей и не доверяли мойку мисок и кружек: комбинированные способы чистко-вылизывания личной посуды нравились далеко не всем членам экипажа.
Еще Манки жутко любила слушать работу машины и разговоры экипажа. Понимала слова она, видимо, слабо, но слушала с огромным вниманием, от напряжения аж приоткрывая рот. Взгляд ореховых глаз перепрыгивал с говорящего на следующего собеседника и обратно. Доктор полагал, что она пытается осознать смысл слов и по идее должна постепенно расширить свои речевые возможности. Пока было понятно, что значение «швабра», «мыть», «нельзя!» и «кушать» обезьяна усвоила прекрасно. На катер Манки перепрыгивала только с разрешения кого-то из членов экипажа: такая предосторожность была вполне обоснована, ибо стоило отвернуться и не сказать «нельзя», как пассажирка принималась деятельно изучать рукоять на двери рубки или какой-либо неосторожно оставленный ценный предмет. Внутрь рубки или в трюм мартышка заглядывать опасалась «Заглотыше», где обезьянка, по сути, хозяйничала безраздельно, забираться в каютки она тоже избегала, спала на крыше кормовой надстройки или, в случае дождя, под куцым навесом-козырьком. Иной раз Манки начинала подправлять и перекладывать оставшиеся на барке поленья, видимо, имея в голове какие-то собственные представления о обезьяньем порядке и «проекте»[2] как говорил склонный к замысловатым терминам гребец.