Сводный экипаж
Шрифт:
— Ну, сэр «Заглотыш», пришел ваш черед потрудиться! сознательности и сотрудничеству Док.
призвал барку к
От работы веслами все порядком отвыкли. Барка шла тяжело, буксируемый катер казался воистину недвижимым имуществом.
— К вечеру там будем, — прокряхтел шкипер.
С легким дуновением ветра явилась вдова, села на корму катера:
— Огней нет, дымом не пахнет. Только это не река, а залив или озеро. Реки в нее впадают. Подробнее не рассмотрела, спешила.
— Прекрасно. Если вас не затруднит, займите место у штурвала,
— Да иду я уже, мнхегз, — отозвался Сан.
Энди налегал на весло. Светало необычайно стремительно. Рулевой вспомнил, что очки остались на катере.
— Нам бы еще человек шесть, — просопел гребец. — Я, нунх, говорил что обезьян нужно было погуще наловить.
— Ну. Сейчас сплаваем, наловим, — поддержал Гру.
Экипаж засмеялся, хотя смешного было мало.
На корме осторожно завозились — Манки выволакивала тяжелое запасное весло.
— Это ты, Манька, молодец. Сознательная, — одобрил Сан. — Только ведь грести еще и уметь нужно.
— Пусть садиться. Хуже не будет, — сказал Энди.
Обезьяна, услышав его голос, замерла.
— Садись-садись, — негромко успокоил юнга. — Вот к злому дядьке и садись, он самый сильный, ему в паре можно поменьше помогать.
— Вам, сапиенсам, лишь бы над нелюдьми поизмываться, — проворчал Энди.
Он забрал у обезьянки весло, вставил на уключину, знаком показал как сесть. Манки уселась, косясь на страшного соседа, едва слышно «уухнула» и ухватилась за толстую рукоять весла.
— Ну, сразу легче пошло. Главное, теперь о берег нам не расплющиться, — напомнил юнга.
Посмеиваясь и хрипя, все навалились.
Попадаться на глаза местным мореплавателям было крайне нежелательно. О моряках Сарканда юнга знал не то чтобы очень много, но, по его мнению, особо добрым нравом и приветливостью мореплаватели ближайшего княжества не отличались. Впрочем, сама характерность и исключительность технического устройства «Ноль-Двенадцатого» была достаточным основанием уклоняться от любых встреч.
— Левее, на три градуса. Так держать! — изредка командовала с катера штурвальная вдова. — Podnavalis, до сиесты еще далеко.
Моряки старались «podnavalis» что бы не означал этот странный призыв. Энди несколько раз поправлял обезьяньи лапы на весле, показывая как грести правильнее. Манки косила испуганным глазом — зрачки в полутьме можно было угадать лишь по блеску. В целом мартышке удавалось управляться с веслом, хотя сама она была слишком тоща для нормального гребца: было заметно как напрягаются худые ноги, а пальцы ступней изо всех сил вцепляются в упор нижней решетки-настила. Видимо, от напряжения полопались короста мозолей на коленях — по икрам-деревяшкам текла сукровица, блестела как и глаза островитянки. Энди подумал, что жалость не нужна, как болотным жабо-ящерам, так и поскакучим островным представительницам четвероруким.
— Внимание, камни! — крикнула вдова.
Камни
— Так-так, джентльмены! Мы почти на месте, — прохрипел шкипер. — Хати, штурвал круче! Еще!
Вдова с управлением справилась — «Ноль-Двенадцатый» прошел близковато от берега, слегка задел килем отмель, но вокруг была уже вода поспокойнее и пахло от нее иначе.
— Устье недалеко, соли поменьше. Здесь и бабур может ловиться, — отметил хладнокровный юнга.
Катер провели дальше от пролива, укрыли под скалой — лапочный якорь закинули на берег, в «Заглотыша» пришвартовали к борту «Ноль-Двенадцатого». Обезьяна, запрыгнув на каютку, тянула шею, вглядываясь в заросшие скальные осыпи.
— Ступай, Манки, прогуляйся, — сказал шкипер.
Мартышка неуверенно глянула на Энди — рулевой устало махнул рукой.
Спешно простучали лапы — пассажирка со всех четырех руко-ног толкнулась с носа барки и исчезла.
— Ишь сиганула, манхее, притворяется. Я таких, маихзногще, знаю. Драпанет, да еще и каменюкой запустит на прощание, сепаратистка, хеорва.
На катере фыркнула вдова.
— Миссис Хатидже, если вы не слишком устали, осмотритесь еще раз, — попросил Магнус. — Но осторожнее, уже светло.
Вдова взлетела. Вершины холмов действительно уже озарились восходящим солнцем: казалось, по берегу вырастают слепящие частоколы света и тени. Энди пошел за очками. На барке спорили о том, нужно ли сразу выставлять часового и куда удрала мартышка.
Рулевой, с облегчением поправляя на переносице синий мягкий мир стекол-очков, перегнулся через леера:
— Она сейчас вернется. Док, если не затруднит, смажьте ей успокаивающим. К гребле мартышка не привыкла.
— Ну, если вернется.
заворчал измученный Сан. — А дисциплинированной она
не очень уверенно пообещал доктор.
лапы
чем-то
Энди нырнул в трюм — даже легкое касание отмели грозило корпусу катера новыми неприятностями — «Ноль-Двенадцатый» пребывал не в лучшей форме. На барке переводили дух и негромко продолжали обсуждать обезьянью судьбу.
— Ну, раз Энди сказал что вернется, так чего. Он мартышку понимает, — изрек юнга.
— То конечно, етьегха, — согласился гребец. — Но Манька может вообще и не мутантка, и не мауглиха. Просто порода неизвестная. А может, тамошняя этническая народность, их хрена поймешь, отсталых.
Энди улыбнулся
избавившись от хвоста, гребец немедля перешел в твердые и
принципиальные гомо сапиенсы.
…- Море чисто, зря беспокоились, — разъясняла игровую обстановку вдова. — В озеро впадает две речки — отнюдь не Миссисипи масштабом — и порядком ручьев. Дальше от берегов лес, вернее, негустые рощи. У ближней речки развалины хижины — явно нежилая. На берегу старая лодка, с воды ее не видно, плавником завалена. Свежих человеческих следов не видела.