Священное сечение

Хьюсон Дэвид

Эмили Дикон пробиралась сквозь холсты.

— Она хорошо рисует.

— Знаю. Сестра обожает живопись и вследствие этого постоянно нуждается в деньгах и гоняется за заказами от разных рекламных агентств в Милане. Такова жизнь художника.

— Вот почему я стала изучать архитектуру. Я вся в Диконов, а они всегда делали упор на карьеру.

В то утро, когда Эмили прибыла в дом, Ник не спросил ее о том, что было в посольстве накануне. А она сообщила ему лишь, что все Рождество провела, отчитываясь перед сотрудниками службы безопасности. Ей грозило дисциплинарное взыскание или что

похуже.

Настала пора все выяснить.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

Взгляд ясных глаз сконцентрировался на его лице. Казалось, ее ничего не беспокоит.

— Ты спрашиваешь, подам ли в отставку до того, как меня уволят?

— Если до этого дойдет.

— Уже дошло, Ник. Я подала рапорт. Все кончено. Даже письменный стол убирать не придется. Они так ненавидят меня, что прислали все мои вещи. Ну и отлично.

— Мне очень жаль.

— Но почему? — рассмеялась она. — Я очень рада. Не знаю, кто я такая на самом деле, зато хорошо знаю, кем не являюсь. Эта работа не для меня. Кроме того… — На ее лице отразилась какая-то внутренняя обида. — Только подумай, — сказала она, пожимая плечами, — я поступила так же, как мой отец тринадцать лет назад. Дошла до точки, когда больше не могла переносить такое дерьмо, и сорвалась. Наплевала на все правила, вела себя так, будто их не существует.

— Эмили… — Ник подошел к ней вплотную и осторожно обнял за плечи. Она не отстранилась. — Ты поступила правильно. Мы все действовали правильно.

— Знаю! Но раз я ношу значок агента ФБР, то должна поступать соответствующим образом. Нельзя подгонять работу к моим собственным прихотям. Я вела себя эгоистично и явно не подхожу им. Пусть ищут более профессиональных сотрудников. Если бы я осталась, то опять что-нибудь запорола бы. Не для меня их игры. Ренегатство у меня в крови, Ник. Передалось по наследству. Надо было об этом подумать раньше. Да и тебе с Джанни, а возможно, и Фальконе тоже. Так мне кажется. Меня просто удивляет, как вам удается выходить сухими из воды.

В ее словах имелась доля истины. Косту это немного пугало.

— Ник, — вдруг спросила Эмили, — ты и правда попытался бы всех их арестовать? Если бы ничего не знал о Торнтоне Филдинге? И Каспар пришел бы в Пантеон вместо него?

— А он пришел бы? — Коста уже не раз задавал себе такой вопрос.

— Если бы получил папку вместо Торнтона Филдинга? Думаю, да. Каспар устал. Ему надоело бедствовать и скитаться. И он боялся самого себя, а для такого человека это самое страшное. Он уже не мог контролировать свои действия. Тем не менее, — Эмили прямо и открыто взглянула на него, — ты бросил вызов всем этим влиятельным людям.

— Важно быть правым, а не влиятельным.

— Верно, — согласилась она. — Но правые не всегда побеждают.

Косте не хотелось думать об альтернативных вариантах. Шансов выиграть было не много. Однако Фальконе проявил отличную выдержку. Невзирая на последствия, они ни за что не передали бы инициативу в руки Липмана и Виале.

— Так что же с вами будет? — спросила Эмили.

Коста пожал плечами:

— Эмили, я ничего не знаю. Шла какая-то игра. У тебя на шее висели баночки из-под колы, а не бомбы. Ты меня напугала до смерти,

да и других тоже.

Она помахала пальцем. Жест настолько итальянский, что Ник чуть не забыл, что перед ним иностранка.

— О нет. Я не хочу оправдываться. Не знаю, известны ли в Италии Гилберт и Салливан. У них есть следующая установка: придавать художественному действу реалистические детали, дабы оно выглядело вполне жизненно. Вы сохраняли бдительность до тех пор, пока считали бомбы настоящими. Сделка была разовая. Рисковать я не могла.

— Мы помогали человеку, которого должны были арестовать. — Он не мог молчать. — Все шло как-то необычно.

Эмили тоже хотелось расставить все точки над i.

— Вы и мне помогали. Я послала тебя на пьяцца Матеи, помнишь? Каспар поверил, что ты найдешь там что-то, чего не смог он. Кроме того, разве ты считаешь, что мы победили бы своими силами?

У него не имелось готового ответа.

— Понимаю, — продолжала Эмили. — Ты чувствуешь себя обманутым. И в какой-то степени ты прав. Только я и вновь поступила бы точно так же. Необходимо было убедить вас в реальности происходящего. Да все и было по-настоящему. Просто вы такого не ожидали.

Ник усмехнулся, и она с облегчением поняла, что речь не пойдет о допросе с пристрастием.

— Каспар хотел так или иначе использовать меня. Он дал мне право выбора. Или я остаюсь заложницей, или становлюсь его сообщницей и смотрю, как обернется дело дальше.

— По закону…

По закону они могли бы сами арестовать Эмили. Из-за нее полицейские потеряли время. Она инсценировала угрозу взрыва. Однако Фальконе сразу отказался от такого варианта. Другой офицер, возможно, принял бы на его месте иное решение.

— Не думаю, что кто-то посмеет угрожать мне законом, — заметила Эмили. — Да и вам тоже. Слишком неловко получилось бы. Извини, Ник. Ты, наверное, думал, что знаешь меня. Но мы ведь встретились всего несколько дней назад.

— И то верно.

На столе лежала папка. Единственная вещь здесь, не покрытая слоем пыли. Абсолютно новая. Не спрашивая разрешения, Эмили стала просматривать бумаги.

— Что это такое? — спросила она. — Свежие?

Коста стоял рядом и смотрел на черно-белые фотографии.

— Я взял их в кабинете вчера. Там есть шкаф для фотографий. Мне хотелось сохранить их.

— Кто их сделал?

Никому не нужны последние снимки Мауро Сандри. Даже родители не захотели их брать, не желая бередить рану.

— Фотограф, который находился вместе с нами. Тот, что погиб. Так начиналась та ночь.

— Ого, — указала она на одну фотографию. Коста еще не успел просмотреть все.

— Не помню, когда он снимал.

Снимок сделан в комнате для инструктажей, перед тем как они отправились на дежурство тем вечером. Коста показывает какой-то рапорт Джанни Перони. Возможно, сообщение о погодных условиях. Фальконе на заднем плане наблюдает за ними. Фото просто замечательное. Каким-то образом Мауро удалось ухватить жизнь. Их лица выглядят очень выразительно. Коста абсолютно серьезен, что забавно контрастирует с ухмыляющимся Перони. А Фальконе внимательно всматривается в подчиненных. На непроницаемом лице застыла легкая улыбка.