Священное сечение
Шрифт:
Ему не хотелось продолжать.
— И что потом?
— Нам предстоял неприятный выбор. Тут нет нашей вины. Ни моей, ни Дэна и ни Каспара, Хорошая идея постепенно выродилась в дурную. Пара усталых идеалистов и пацифистов считали, что могут спасти мир. Глупо. Всю тупость ситуации мы ощутили потом, когда после войны иракцы уговаривали нас продолжить начатое и грозили разоблачением, если мы не послушаем их.
Эмили покачала головой:
— Отец не стал бы…
— Он согласился! — крикнул Филдинг. — Мы все согласились. Другой альтернативы у нас просто не могло быть. Надо было или делать то, что они велели, или
За большими дверями послышался шум. Раздались звуки мегафона. Громкие, начальственные голоса карабинеров.
Филдинг кивнул в сторону кнопки и сделал несколько шагов назад.
— Так ты хочешь нажать на эту штучку, Крошка Эм? Что ж, если тебе станет легче, давай, жми.
— О, Торнтон, — немедленно ответила она, — мне станет гораздо легче.
Эмили Дикон нажала кнопку, и жилет Торнтона Филдинга тотчас полыхнул, словно шутиха. Коста бросился к ней, пытаясь повалить ее на холодный твердый пол.
Эмили сопротивлялась, не спуская глаз с Филдинга.
— Не волнуйся, — прошептала она. — Там только баночки из-под колы, песок и несколько детонаторов. Да чуть-чуть удобрения. Ты удивишься, как много я узнала за последние несколько часов.
Торнтон Филдинг прыжками передвигался по центру зала, пока детонаторы не догорели и с шипением не попадали на пол.
Ник Коста посмотрел в глаза Эмили и понял, что она сейчас видит перед собой. Образ из прошлого. Девочка танцует с другом отца, не ведая, какая тьма лежит вне залитой ярким светом комнаты, полной счастливых воспоминаний. Она еще не знает, как трудно проникнуть в сознание человека, пусть даже такого, которого ты, кажется, отлично знаешь и любишь.
— Ник, — вдруг деловито проговорила Эмили. — Инспектор Фальконе. Джанни. Вы готовы?
Такого выражения лица у Фальконе Коста еще не видел. Наконец он определил его как удивление.
— Конечно, — ответил Фальконе и скорчил гримасу, глядя на согнутую фигуру Филдинга под серым глазом в центре купола. — Я думаю, — обратился он к Липману, — теперь твой черед.
Они последовали за Эмили к бронзовым дверям и помогли ей открыть их. Несколько карабинеров ворвались в помещение, потрясая оружием. Фальконе прорычал, что они полицейские.
— Пойдемте со мной, — позвала Эмили.
В будке сидел смотритель в форме явно не по размеру. Он откинулся в кресле, положил ноги на письменный стол рядом с мобильным телефоном и небольшим радио. Перед смотрителем лежал старенький пыльный открытый томик «Божественной комедии» Данте.
Уильям Ф. Каспар снял наушники, посмотрел на трех человек, стоящих перед ним, и кивнул Эмили:
— Я всегда говорил, что импровизация — ключ к успеху, агент Дикон. Отличная работа. Я вами горжусь. — Он махнул в их сторону книгой: — Не возражаете, если я возьму ее с собой? Нашел книжку здесь и, честно говоря, не думаю, что она принадлежит ему.
Он показал на связанную фигуру с кляпом во рту, одетую в подштанники и неряшливый жилет. Перони узнал краснощекого смотрителя и с трудом сдержал
— Позвольте сообщить вам, — продолжал Каспар, — что этот парень первоклассный жалобщик. Кроме того, он неисправимо чванлив. Меня удивляет, как ему могут доверять наблюдение за таким роскошным местом.
Фальконе открыл боковую дверь. Там не было карабинеров… Только свежий белый снег и сгущающаяся темнота.
Коста помахал в воздухе наручниками. Эмили Дикон вышла вперед и посмотрела на Каспара.
— Как дела? — спросила она.
Он выглянул в открытую дверь, а потом обернулся на зал, как бы прощаясь с ним. Осмотрел вещи, лежащие на столе. Книгу. Радиоприемник. Телефон. Все на одной линии.
— Теперь полный покой, — проговорил он и смешал предметы, словно костяшки домино. — Отслужили свое.
Натале [9]
Тереза Лупо стояла у окна кухни и пыталась перемыть гору грязной посуды, которую оставил после себя Перони. Сейчас он удалился в гостиную вместе с Ником и Эмили с бутылкой граппы в руках. Они беседуют в своей спокойной деловой манере. Лео Фальконе на улице с Лейлой. Пытаются подправить развалившегося снеговика, пока с наступлением тепла он окончательно не растает.
9
Рождество (ит.).
Тереза удивилась, что Фальконе принял приглашение на рождественский ужин. Да и сама она, как ни странно, прониклась этой идеей. Впрочем, выражение лица Перони в тот миг, когда Коста заговорил о вечеринке, не оставляло иного выбора. Джанни хотелось заняться стряпней. Ему нужно было посидеть за столом и пообщаться с близкими людьми. Ребенок, да и только.
А Фальконе… Одинокий человек. Чем ему еще заниматься? Так пусть хоть ходит в своем сюртуке вокруг подтаявшего снеговика, прикидывая, куда бы вставить старую мягкую морковь. Лейла, которую взяли на день у социального работника, внимательно наблюдала за действиями инспектора. Просто безумие какое-то.
— Да когда же вы поумнеете? — пробормотала Тереза. Фальконе вообще бесил ее. Она знала, что он одинок, но до сих пор не понимала, насколько его тяготит такое существование. Вот он с морковкой в руках и таким выражением лица, будто принимает какое-то чрезвычайно важное решение, которое повлияет на дальнейший ход его жизни.
Сейчас Тереза Лупо очень сочувствует инспектору, пусть он ей и не особенно нравится.
Не в силах более сдерживать себя, она бросается к окну и кричит:
— В лицо, Лео! Попробуй воткнуть ее ему в лицо!
Фальконе в отчаянии смотрит на женщину, вздыхает и кивает Лейле.
— Проблема не в морковке, а в лице, — говорит девочка.
Тереза смотрит на развалину. С лицом действительно ничего не понятно.
— Да придумай же что-нибудь, — фыркает она.
— Но… — протестует Фальконе.
Тереза закрывает окно, не желая больше слушать всякие глупости. Есть люди, для которых время является непонятной категорией. Они не замечают, как проходят годы, никогда не подводят итоги прожитых лет. Не пользуются возможностью ухватить то, что навсегда исчезнет, когда стрелка часов переползет через цифру двенадцать и наступит Новый год.