Священные камни Европы
Шрифт:
Иногда кажется, что этот «лев» все свои великие деяния совершил действительно в «пустыне». Он всегда был в гуще толпы, но он ни когда и ни с кем не составлял единого целого. Не было ни одной хотя бы самой маленькой группы, к которой бы он принадлежал. Как чужд он был всем современным ему монархам. И тем, которые были до него. И тем, которые пришли потом. А он не хотел этого. Он хотел быть органичной частью семьи монархов. А они ошалело смотрели на него и… кивали. Он был очень искренним, открытым, прямодушным, но его души так ни кто и не увидел.
Что же удалось увидеть мне? Ну хотя бы в собственной душе? Как хотите, но теперь я считаю, что мое
Песни меча и молитвы
Меч должен быть, как молитва, и молитва должна иметь силу меча.
Через тернии к рыцарству
Эпоха жаждет героического эпоса. Когда этот факт со всей неумолимой определённостью возникает перед нами, мы вдруг понимаем, что ничего не знаем о своей эпохе. Ведь мы живем во времена тотальной власти торгашей, которые теперь уже не только регулярно опустошают наши кошельки — они опустошают наши души, и весьма успешно. Всё, что нельзя купить или продать, теперь уже кажется химерой, иллюзией. Если слово «честь» ещё и присутствует в нашем сознании, то лишь с пометкой «архаизм». Люди не хотят верить ни в какие высокие идеалы, потому что их ведь на хлеб не намажешь. Из того, что несъедобно людей интересует разве что шоу — веселенькое, пустенькое, не напрягающее.
Вожди человечества уже празднуют победу брюха над духом, и нет ни каких сомнений в том, что для них это праздник. Те, кто пытается им противостоять в наше время выглядят, как потерпевшие кораблекрушение моряки, которые из последних сил цепляются за обломки корабля посреди безбрежного океана бездуховности.
И вдруг мы понимаем, что наши современники более всего на свете хотят слышать героические сказания о великих подвигах бесстрашных воинов. И этот запрос носит массовый характер совершенно вопреки эпохе или вопреки нашим представлениям о ней.
Потрясающий успех Джона Толкина на наших глазах становится всё более потрясающим. Десятилетие за десятилетием популярность Толкина только возрастает. А ведь Толкин рассказывает нам о героях, которые жертвуют собой ради блага других людей. Романы Толкина — яркая проповедь христианских идеалов. Как–то все это не очень актуально? А вот поди ж ты…
Герои Толкина — великие воины — блистательны. Но среди них нет рыцарей. Это даже немного странно. По логике у Толкина должны быть рыцари. А их нет. Объяснение, наверное, в том, что, создавая свой мир, Толкин взял за основу ту эпоху, когда рыцарства ещё не было, он отталкивался от древнегерманского
И вот Джордж Лукас создает великую рыцарскую сагу — «Звездные войны». Опять ошеломительный успех. Не извольте сомневаться — эпопея Лукаса обязана своим успехом именно тому, что это рыцарская эпопея. Хотя эти рыцари оторваны от родной и привычной почвы средневековья, они носятся где–то в межзвездных пространствах, но они наделены реальными чертами настоящих рыцарей. Особенно Куай Гон. Это рыцарь, будьте уверены.
Но беда Лукаса в том, что он попутал полюса. Для него, как для классического американца, любая борьба между добром и злом — это обязательно борьба между демократией и диктатурой. А поскольку рыцари джедаи — блистательны и великолепны, то они, по Лукасу, разумеется, на стороне демократии. Вот тут–то у него и ошибка. На галактической почве рыцари вполне–таки выглядят, как у себя дома, а вот на демократической почве — как седло на корове. Главный принцип рыцарства — аристократический — решительно чужд демократии. Демократия уничтожила рыцарство именно потому, что уничтожила аристократический принцип, и ни в какую межзвездную эпоху демократия не может возродить рыцарство, которое по самой своей сути чуждо демократии.
Бедный Лукас предпринял титаническую художественную попытку скрестить две реальности, каждая из которых ему нравится — демократию и рыцарство. Но результат строится на принципиальном неустранимом противоречии и ни какими художественными средствами невозможно сделать эту гибридную реальность внутренне достоверной.
Вполне демократический герой — разве что мастер Йода — большой любитель корнелиста, то есть по–нашему говоря — наркоман. Остроумный Гоблин в своём переводе называет Йоду — Чебуран Виссарионович (- А Чебуран Виссарионович велел мне концентрироваться на добром. — Так ты и концентрируйся на добром, а мочи, кого скажут.)
Парадокс Лукаса в том, что он и любит рыцарство, и даже в значительной степени его понимает, чувствует, но одновременно ненавидит всеми силами своей демократической души — вспомните Дарта Вейдера. Причем, его ненависть к рыцарству выглядит куда более достоверно. Разгадка этого парадокса станет очевидной, когда мы вспомним религиозно–философскую концепцию Лукаса, которая исходит из существования светлой и темной стороны силы. Это типичный дуализм, то есть мировоззрение принципиально антихристианское. А суть рыцарства в полной мере дано понять и почувствовать только христианину.
Мир, в котором не хочется жить
Наконец свершилось. Том за томом, сезон за сезоном перед нами проходят целые вереницы рыцарей. Их образы выписаны человеком, который хорошо знает средневековье. К тому же Джордж Мартин — большой художник. И редкостная шельма.
Мартин знает средневековье даже лучше, чем может показаться на первый взгляд. Например, завязка романа — два вассала восстают против «безумного короля» — очень точно воспроизводит завязку войны Алой и Белой Розы, с той лишь разницей, что в реальности безумный король был просто слабоумным, а безумные зверства были на совести его жены- королевы. Но, создавая свой собственный мир, Мартин ни когда не ограничивается примитивным перетасовыванием исторических фактов, он их переплавляет с изяществом истинного художника, и конечный его продукт — совершенно самобытный сплав, который одновременно с этими выглядит реальнее, чем сама реальность.