Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России
Шрифт:
Несмотря на очередной успех Белых армий, области по-прежнему переходили из рук в руки – от белых к красным, все это сопровождалось большим ожесточением с обеих сторон. Особенно тяжело приходилось тем архипастырям и пастырям, которые оставались на территории, переходившей в результате поражения белых войск под контроль Советов. Одна только лояльность духовенства белым властям рассматривалась красными как контрреволюционное преступление; пение молебнов о победе белого оружия служило основанием для вынесения смертных приговоров.
В день памяти Преподобного Сергия Радонежского Святейший Патриарх предостерегал архипастырей от политических выступлений: «Много уже и архипастырей, и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И все это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной
Но, несмотря на принципиальную аполитичность святителя Тихона, в конце 1919 года он был вызван в ЧК на Лубянку. Вместе с ним отправился протопресвитер Николай Любимов. У подъезда Святейшего приветливо встретил чекист Сорокин, который принял у него благословение. В ЧК следователем М. И. Лацисом Патриарху был учинен допрос, предлогом к которому был слух о том, что святитель Тихон послал с Камчатским епископом Нестором благословение А. В. Колчаку. Затем был задан вопрос об отношении к советской власти. Патриарх ответил, что и теперь придерживается взгляда, изложенного им в послании к народным комиссарам по случаю первой годовщины Октябрьской революции, и сможет изменить отношение к власти, если она изменит свое отношение к Церкви. Затем был задан вопрос о политических убеждениях святителя Тихона: у него упорно пытались вынудить признание в монархизме. Но святитель вновь заявил о своем твердом намерении не вмешиваться в политику, сказав: «Прошу таких вопросов мне не предлагать и от ответа на них я уклоняюсь. Я, конечно, прежде был монархистом, как и все мы, жившие в монархической стране. И каких я лично теперь держусь политических убеждений, это для вас совершенно безразлично, это я проявлю тогда, когда буду подавать голос за тот или другой образ правления при всеобщем народном голосовании. Я вам заявляю, что Патриарх никогда не будет вести никакой агитации в пользу той или иной формы правления на Руси и ни в каком случае не будет насиловать и стеснять ничьей совести в деле всеобщего народного голосования» [2, с. 61–62]. На этом допрос закончился. Лацис объявил, что Патриарх вновь подвергается домашнему аресту, каждый посетитель будет теперь записан и эти списки представляются в ЧК. Гулять по саду и служить в домовой церкви он может, а проводить какие-либо заседания Церковного совета без предварительного разрешения ЧК – нет.
Вскоре после кампании по вскрытию мощей на территориях, контролируемых советской властью, началась кампания по закрытию обителей. Монастыри де-юре лишались права на существование: они могли легально существовать либо как трудовые артели в сельской местности, либо как церковный причт в городах. Малейшего неудовольствия властей было достаточно, чтобы закрыть обитель, существующую даже на правах артели или причта. Часто кампания по вскрытию мощей заканчивалась закрытием обители. Так были закрыты Саввино-Сторожевский монастырь, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Юрьев Новгородский монастырь, Макариево-Калязинский монастырь и многие другие обители.
Причем, в отличие от 1918 года, когда по всей советской России свирепствовал красный террор, в 1919–1920 годах была начата практика так называемых «церковных дел», по которым проходили священники и миряне, пытавшиеся защитить святыни от поругания. Наиболее известные «дела»: «Дело о. Романа Медведя», «Дело отрока Гавриила», «Дело Новгородских церковников», «Дело Объединенного совета православных приходов города Москвы» и многие другие.
Но наиболее болезненным для святителя Тихона было «Дело Виленских угодников». В 1915 году святитель Тихон вывез из Вильно в Москву святые мощи Виленских мучеников. Эти мощи были помещены в Донском монастыре. В 1919 году, при посредничестве Е. А. Волковой и по ходатайству игуменьи Серафимы Владимирско-Екатериниского монастыря Смоленской епархии, Патриарх Тихон передал частицу мощей Виленских мучеников в эту обитель. К иконе с частицей мощей стало собираться множество богомольцев, было засвидетельствовано несколько случаев исцеления. Все это вызвало раздражение представителей местной власти, подавшей жалобу в ЧК. В результате в Москве был устроен «процесс Виленских угодников», в качестве свидетеля к которому был привлечен и Патриарх Тихон. В этом процессе, как и при других подобных контактах с советской властью, святитель Тихон держался с большим достоинством, твердо свидетельствуя об истине.
К концу 1920 года практически на всей территории России установилась советская власть, железной рукой наводившая порядок в разоренной Гражданской войной стране. Однако в делах церковных советская власть всячески провоцировала неразбериху, желая уничтожить Церковь как идеологического противника. Патриарху Тихону никак не давали установить нормальную связь с епархиальными центрами и упорядочить церковную жизнь в России. Поэтому 20 ноября 1920 года Патриарх, Священный Синод и ВЦС, состоявший тогда из председателя и трех членов, протопресвитера Н. Любимова, протоиерея А. Станиславского и А. Кулешова, принимают постановление о самоуправлении епархий при невозможности поддерживать связь с каноническим центром или в случае прекращения деятельности Высшего церковного управления. В этом постановлении, в частности, говорится: «В случае, если епархия вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с Высшим церковным управлением или само Высшее церковное управление почему-либо прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях» [2, с. 66]. Таким образом был найден разумный путь к сохранению канонического строя церковного управления, как бы трагически для Церкви ни развернулись события в стране.
Русская Церковь за рубежами Советской России (1921–1923)
Наряду с тяжелыми обстоятельствами церковной жизни в России святителю Тихону пришлось решать многочисленные проблемы, связанные с русской эмиграцией: после революции и Гражданской войны тысячи людей были вынуждены покинуть Родину. Вместе с паствой за рубеж ушли многие архипастыри. После поражения Деникина Россию покинули митрополит Киевский Антоний, архиепископы Волынский Евлогий, Кишиневский Анастасий (Грибановский), Минский Георгий (Ярошевич), Курский Феофан (Гаврилов), епископ Лубенский Серафим (Соболев) и другие архиереи, застигнутые Гражданской войной на юге страны. Архиепископ Полтавский Феофан (Быстров) и епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) находились в Крыму, до 1920 года остававшемся под властью белых. После поражения генерала Врангеля архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (Федченков) также эмигрировали. Вместе с архиереями в эмиграцию ушло многочисленное духовенство, наслышанное о том, как красные относятся к священникам, служившим молебны о победах Белых армий.
В силу сложившихся обстоятельств лидером церковной эмиграции становится владыка Антоний (Храповицкий) – митрополит Киевский, в недавнем прошлом один из кандидатов на Патриарший престол. 19 ноября 1920 года в Константинопольском порту на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» состоялось первое за пределами России заседание Высшего церковного управления на юге России, в котором участвовали митрополиты: Киевский Антоний, Херсонский и Одесский Платон (Рождественский), архиепископ Полтавский Феофан (Быстров) и епископ Севастопольский Вениамин (Федченков). Канонический статус ВЦУ был двусмысленным: образовано оно было как учреждение, подведомственное Константинопольской Патриархии, а само себя считало идентичным с Высшим церковным управлением на юге России и оставшимся в подчинении Патриарха Московского.
После переезда из Константинополя в Югославию ВЦУ обратилось к Сербскому Патриарху Димитрию с посланием, в котором говорилось о признании Патриархом Тихоном зарубежного ВЦУ. В действительности признание это было выражено лишь в косвенной форме: 8 апреля 1921 года Священный Синод во главе с Патриархом Тихоном издал указ на имя архиепископа Финляндского Серафима, в котором говорилось: «Ввиду состоявшегося постановления Высшего церковного управления за границей считать православные русские церкви в Западной Европе находящимися временно, впредь до возобновления правильных и беспрепятственных сношений означенных церквей с Петроградом, под управлением преосвященного Волынского Евлогия, имя которого и должно возноситься в означенных храмах вместо имени преосвященного митрополита Петроградского». Сербский Патриарх Димитрий оказал гостеприимство российскому ВЦУ за границей, предоставил ему резиденцию Патриархии в Сремских Карловцах и не стеснял его ни в чем. Он считал ВЦУ учреждением Русской Церкви, подведомственным Патриарху Тихону.
Оказавшись в состоянии, с одной стороны, канонической двусмысленности, а с другой – полной свободы митрополит Антоний попал под сильное влияние эмигрантского монархического движения. 21 ноября 1921 года в Сремских Карловцах с согласия Сербского Патриарха Димитрия состоялось первое заседание Общецерковного заграничного собрания, потом переименовавшего себя в Русский Всезаграничный Церковный Собор. Активное участие в деятельности этого Собора приняли руководители Высшего монархического совета, которым сочувствовал митрополит Антоний. Собор заседал до 2 декабря. В обращении Собора к чадам Русской Церкви, в рассеянии и изгнании сущим, были такие слова: «И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша: да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли, да даст защиту вере, и Церкви, и всей земле Русской и да осенит Он сердце народное; да вернет на всероссийский престол помазанника, сильного любовью народа, законного православного царя из дома Романовых» [2, с. 557]. Против этого места из обращения возражали многие члены Собора. Архиепископ Евлогий призывал к благоразумию: «Поберегите Церковь, Патриарха. Заявление несвоевременно. Из провозглашения ничего не выйдет. А как мы отягчим положение! Патриарху и так уже тяжело!» [2, с. 557] Но Собор не внял голосу оппозиции. Более того, было выпущено обращение к Генуэзской конференции, в котором содержался призыв к интервенции против Советской России.