Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России
Шрифт:
Трибунал приговорил 11 обвиняемых к расстрелу. После вынесения приговора Патриарх Тихон обратился с письмом к председателю ВЦИК Калинину «о помиловании осужденных, тем более что инкриминируемого послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и вообще контрреволюцией не занимались» [2, с. 77]. ВЦИК помиловал шестерых лиц, а пятеро, протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергей Тихомиров, были казнены в камерах Лубянки.
Также трибунал вынес постановление о привлечении Патриарха Тихона и архиепископа Никандра к суду в качестве обвиняемых.
Одновременно с «процессами церковников» во всеуслышание заявило о себе так называемое движение обновленчества. Надо заметить, что идеи церковных реформ, связанные в церковном сознании именно с этим движением, витали в воздухе задолго до начала обновленчества. Еще до революции собирались кружки богословов, церковной интеллигенции, иерархов и духовенства, предлагавшие
Впоследствии один из преемников святителя Тихона Святейший Патриарх Алексий I говорил, характеризуя обновленческое движение: «Обновленческий раскол ужасен не тем, что был у них женатый епископат и т. д., а прежде всего тем, что по наущению дьявола, они – Введенский, Красницкий и другие – совершали Литургию на крови» [17, с. 68] – то есть они составляли те самые черные списки духовенства и активных церковников-мирян, начиная с «виновных в сокрытии церковных ценностей», откуда соответствующие органы черпали материалы для репрессий.
6 мая к святителю Тихону, проживавшему на Троицком подворье, явился отряд красноармейцев и объявил, что отныне он находится под домашним арестом. В тот же день из Петрограда в Москву приехала группа обновленцев: Введенский, Боярский, Белков и псаломщик Стадник. Родственники осужденных просили петроградских визитеров, пользовавшихся расположением властей, похлопотать о помиловании. 12 мая, вечером, петроградские отцы-посредники прямо из тех инстанций, где, по словам самого Введенского, «быть нельзя», появились в покоях Патриарха в сопровождении двух чекистов и вместо известия о помиловании сообщили, что добились разрешения на созыв Поместного Собора при условии, что Патриарх оставит престол. Патриарх в ответ заявил, что патриаршество его тяготит как крест. «Я с радостью приму, если грядущий Собор снимет с меня вообще патриаршество, а сейчас я передаю власть одному из старейших иерархов и отойду от управления Церковью» [2, с. 78]. Священники из Петрограда предложили святителю Тихону передать епископу Антонину (Грановскому), который пребывал тогда на покое в Заиконоспасском монастыре, или епископу Леониду (Скобееву) канцелярию. Но Патриарх Тихон категорически отказался от предложенных ему кандитатур, согласившись назначить своим заместителем митрополита Вениамина Петроградского или митрополита Агафангела Ярославского. Срочно позвонили в Петроград и узнали, что митрополит Вениамин не может взять на себя заместительство. Прервав беседу, Патриарх Тихон вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вынес оттуда письмо на имя председателя ВЦИК о передаче власти митрополиту Ярославскому Агафангелу из-за привлечения его, Патриарха Тихона, к гражданскому суду.
На допросе, состоявшемся 9 мая, Первосвятитель дает расписку начальнику секретного отдела ГПУ Самсонову об ознакомлении с приговором трибунала о привлечении его к судебной ответственности, а также подписку о невыезде из Москвы.
13 мая Патриарх Тихон направил Митрополиту Агафангелу письмо, извещавшее о передаче ему «церковного правления впредь до созыва Собора». Письмо повез в Ярославль протоиерей Владимир Красницкий. Митрополит Агафангел готов был исполнить волю святителя Тихона, но по распоряжению ВЦИК его задержали в Ярославле. Патриарх между тем оставался под домашним арестом, и без разрешения ГПУ к нему никого не пускали. Его отношения с другими архипастырями и оставшимися членами Синода и ВЦС были прерваны.
18 мая Введенский, Белков и Калиновский, московский священник-обновленец, опять явились в покои святителя Тихона, требуя подписать составленное ими прошение о передаче им канцелярии Святейшего Патриарха, «дабы не продолжалась пагубная остановка в делах управления Церковью. По приезде Вашего заместителя он тотчас же вступит в отправление своих обязанностей» [2, с. 79]. Святейший Патриарх уже хорошо представлял, с кем имеет дело, но после долгих уговоров посланники ГПУ все же увезли с собой документ с резолюцией Патриарха: «Поручается поименованным ниже лицам, то есть подписавшим заявление священникам, принять и передать Высокопреосвященнейшему Агафангелу по приезде его в Москву синодские дела при участии секретаря Нумерова, а по Московской епархии – Преосвященному Иннокентию, епископу Клинскому а до его прибытия – Преосвященному Леониду, епископу Верненскому, при участии столоначальника Невского». О том, как поступать «подписавшим заявление священникам» в случае, если митрополит Агафангел в Москву не приедет, Патриарх никаких распоряжений не сделал. И тогда находчивые авантюристы объявили резолюцию Патриарха об учреждении временной канцелярии актом передачи им церковной власти и, сговорившись с епископами Леонидом (Скобеевым) и Антонином (Грановским), объявили об образовании ВЦУ во главе с Преосвященным Антонином. На другой день НКВД выдворило Патриарха Тихона из Троицкого подворья, определив в Донской монастырь под домашний арест, со строжайшей охраной и в полной изоляции от внешнего мира. Официальное постановление об этом было подписано Тучковым только 31 мая 1922 года. На Троицком подворье, в покоях Первосвятителя-исповедника, в тот же день водворилось самочинное ВЦУ во главе с епископом Антонином (Грановским).
Однако первоначально примкнувшие к обновленчеству архиереи оставляли желать много лучшего. Епископ Антонин (Грановский), искренний сторонник церковных реформ, производил впечатление человека не вполне здорового душевно. Другой впавший в раскол архиерей, епископ Верненский Леонид (Скобеев), был и того хлестче. Патриарх Тихон называл его «епископом Содомским и Гоморрским», имея в виду его неблаговидное поведение.
Тогда Александр Введенский попытался вовлечь в обновленчество Петроградского митрополита Вениамина, в свое время принимавшего участие в обсуждениях возможных реформ и считавшего Введенского своим другом. 25 мая он посетил митрополита Вениамина и заявил ему что он, «согласно резолюции Патриарха Тихона, является членом ВЦУ и командируется в Петроград и другие города по церковным делам» [2, с. 84]. Ознакомившись с бумагой, митрополит Вениамин отказался признать удостоверение обновленческого ВЦУ, не увидев подписи Патриарха. Через день, за воскресной литургией, с амвонов петроградских церквей было зачитано послание митрополита Вениамина, в котором он анафематствовал взбунтовавшихся священников Александра Введенского и Евгения Белкова и всех присоединившихся к ним. «По учению Церкви, – говорится в этом послании, – епархия, почему-либо лишенная возможности получать распоряжения от своего Патриарха, управляется своим епископом, пребывающим в духовном единении с Патриархом… Епископом Петроградским является митрополит Петроградский, послушаясь ему, в единении с ним и вы будете в Церкви» [2, с. 84].
На другой день после того, как в городских храмах было зачитано послание митрополита, в покои Петроградского владыки явились чекисты для ареста святителя, а Введенский – для принятия канцелярии. Не смутившись, он подошел к святителю под благословение. «Отец Александр, – спокойно сказал митрополит Вениамин, – мы же с вами не в Гефсиманском саду» [2, с. 84], и, не благословив его, спокойно и ровно выслушал объявление о своем аресте.
Так начался процесс «петроградских церковников». Вместе с владыкой Вениамином был арестован весь цвет петроградского духовенства и наиболее церковно активные миряне. Всего на скамье подсудимых оказалось 86 человек. Митрополит Вениамин и его помощники обвинялись в том, что вели переговоры с советской властью в целях отмены или смягчения декрета об изъятии церковных ценностей и что состояли, как сказано было в обвинительном заключении, «в сговоре со всемирной буржуазией и русской эмиграцией», подстрекали верующих на сопротивление властям, распространяя копии заявления митрополита в Помгол, опубликованного в газетах.
Позорное судилище, затеянное властью при пособничестве обновленцев, несмотря на усилия организаторов и пособников, стало славой для мучеников и исповедников, готовых вплоть о смерти свидетельствовать об истине Христовой. Свое последнее слово владыка Вениамин начал так: «Я старался по мере сил быть только пастырем душ человеческих. И теперь, стоя перед судом, я спокойно дожидаюсь его приговора, каков бы он ни был, хорошо помня слова апостола: Берегитесь, чтобы вам не пострадать как злодеям, а если кто из вас пострадает как христианин, то благодарите за это Бога (1 Пет. 4: 15–16)». А закончил его так: «Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре: жизнь или смерть. Но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение, – при этом владыка широко перекрестился, – и скажу: Слава Тебе, Господи Боже, за все!» [2, с. 88]
С таким же достоинством держались и его сотрудники и соузники. Надо заметить, что и среди обновленцев этот процесс выявил более-менее достойных людей. Так, священник Александр Боярский на процессе давал показания в пользу обвиняемых, за что сам рисковал оказаться на скамье подсудимых.
Зато другой обновленец, Владимир Красницкий, вполне угодил устроителям судилища. Очевидцы характеризовали его как «очевидного судебного убийцу».
В результате процесса 10 человек приговорили к расстрелу, большинство обвиняемых – к разным срокам лишения свободы со строгой изоляцией, 22 человека были оправданы. В ночь с 12 на 13 августа митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), Юрий Новицкий и Иван Ковшаров, обритые и одетые в лохмотья, были расстреляны. Незадолго до расстрела митрополиту Вениамину удалось передать на волю клобук, внутри которого он написал: «Я возвращаю мой белый клобук незапятнанным» [23, с. 39].