Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России
Шрифт:
Чаще всего ему несут дары – самые разнообразные: дрова, рамку меда, заштопанные носки, фунт свечей, мешок муки, две луковицы, штуки полотна и т. д. и т. п.
Обо всем докладываю и все отправляю монашке. Так мы называем женщину, которая живет во дворе и которая ему готовит.
Кроме того, я заполняю журнал. За сутки я должна сделать не менее шести записей. Журнал ведется под копирку. Один лист мы ежедневно передаем Алеше, а другой остается у нас. На основании наших записей Алеша ведет дневник.
На
У него очень строгий режим. Просыпается в шесть. Выходит на площадку и, обнаженный по пояс, делает гимнастику. Тщательно умывается. Долго молится. Завтракает. Всегда по утрам пишет. Прогуливается по комнате. Снова работает. За час до обеда, тепло одетый, выходит на стену. Прогуливается до башни и обратно. Мы за ним не выходим, наблюдаем из окна.
К этому времени двор заполняется народом. Это верующие ожидают его благословения. Патриарх время от времени подходит к краю стены и молча благословляет крестным знамением. Многие опускаются на колени. Матери поднимают детей. Все молча, разговаривать не положено.
В час обедает. До трех отдыхает. В четыре «кушает чай», после чая садится за стол. Опять работает – пишет или читает.
В пять обычно топим печи. Патриарх прогуливается по всем комнатам с кочергой и помешивает. Иногда мы сидим перед нашей печкой на лестничной площадке. Патриарх, красноармеец и я. Иногда печем картошку и тут же едим ее, душистую и хрустящую. Дружелюбно разговариваем.
Меня поражает его такт. Он умеет разговаривать свободно и живо, не касаясь никаких скользких тем.
Однажды красноармеец спросил:
– Скажи, отец, а Бог-то есть?
Я от этого вопроса вспотела и про себя обругала красноармейца. А Патриарх спокойно ответил, правда, туманно и длинно, в том смысле, что Бог у каждого в душе свой.
В семь ужин, и после этого Патриарх к нам до утра не выходит.
Я к нему никогда не захожу. А ребята подсматривают и говорят, что он очень долго стоит на коленях, и иногда будто бы всю ночь.
Вид у него представительный. О таких говорят – дородный. Лицо некрасивое, простоватое – мужицкое. Очень интересные глаза. Глубоко посаженные, умные, серые – говорящие.
Моими книгами он интересуется. Всегда просит дать ему почитать, особенно журналы. Но никогда у себя не оставляет, просмотрит и возвращает.
Однажды он спросил, читала ли я Жития Святых.
– Нет.
Он сказал, что это не лишено интереса, и если есть возможность, то познакомиться не мешает. Принес и сам отметил, с чего начать и на что обратить внимание. А когда я спросила, почему он рекомендует именно это, он сказал, что это самое яркое, а остальное однообразно.
Когда я прочитала всю книгу, то убедилась, что рекомендовал он действительно самое поэтическое.
Забавный разговор был у нас о «Четках» Ахматовой. Возвращая книжку, он сказал: «Не стоит увлекаться такой тематикой, она слишком будуарна». Я чуть не фыркнула. Патриарх заботится о моей нравственности! Я сказала, что меня не интересует содержание, так как оно однообразно, что мне нравится форма – лаконичность и конкретность деталей. На это он ничего не ответил.
Самый хлопотливый день у нас среда. В среду приходит монашка. Она немолодая, довольно интеллигентная. Одета строго: в темное, но не в монашеское.
После вечернего чая я впускаю ее на нижнюю площадку. А на верхнюю выносят кресло. В середине лестницы, прислонившись к стене, стою я. В кресло усаживается Патриарх.
Монашка приходит с тетрадью и карандашом. Начинается обсуждение меню с четверга до следующей среды.
Патриарх сидит уютно, откинувшись на спинку, вытянув ноги и закрыв ладонью глаза. Монашка присаживается на нижней ступеньке. Они составляют завтрак, обед, полдник и ужин на всю неделю. Иногда это продолжается три часа до самого ужина. Патриарх совершенно не ест мяса. Но стол у него разнообразный, питательный и очень изысканный.
Монашка никогда его не торопит. Она терпелива, покорна и необычайно почтительна. Готовит изумительно, особенно тесто.
Меня мучают некоторые вопросы, в которых я не могу разобраться. Во-первых, я часто нарушаю Алешины «положено» и «не положено». Мы с Надей дежурим с правом сна, а красноармейцы – без. Я сказала Алеше, что не могу спать, когда передо мной парень клюет носом. Алеша ответил равнодушно: «Ему не положено».
А мы с Надей обязательно укладываем спать ребят, особенно того, который возвращается с наружного поста. Сами спим не больше двух-трех часов.
Потом, я никак не могу увидеть в Патриархе классового врага. Умом я понимаю, что он враг и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным.
Надя говорит, что Патриарх верующий, он живет по Евангелию, он прощает своих врагов. Я в Бога не верю, но бить лежачего не могу и никогда не стану.
Весь быт Патриарха в наших руках. Облегчить его положение или ухудшить – зависит от нас. Мы с Надей, насколько возможно, облегчаем. Для этого приходится нарушать «положено» и «не положено».
Патриарх часто причащается. Он говорит мне, что ему необходимо принять «Святые Тайны». Я посылаю красноармейца в церковь. И вижу в окно, как идет священник в полном облачении, неся на голове чашу со Святыми Дарами, покрытую воздухами, а за ним часовой с ружьем. Священник проходит в покои. Мне «положено» идти за ним и наблюдать всю церемонию причащения. Я этого не делаю, посылаю парня.
Два раза в неделю патриарх меняет белье – личное и постельное. Мне «положено» все проверить. Я поручаю ребятам.