Святополк Окаянный
Шрифт:
Конечно, в другое время Ярослав вряд ли решился бы идти на Болеслава Храброго. Но ныне стечение благоприятных обстоятельств подтолкнуло его на этот шаг. Во-первых, Святополк, зовущий своего тестя в поход на Киев.
Это была главная причина для подготовки. И потом, для чего ж были наняты варяги, на которых уходит более половины всех собираемых кун? Ну и конечно, сильный союзник, неожиданно свалившийся едва ли не с неба. Уж вкупе с императором они в два счета разделаются и с тестем, и с зятем его.
После
— В Овруче князь Святослав не разрешил набирать охотников.
— Почему?
— Говорит, у меня и так людей не густо, некому землю орать.
— А ты сказал ему, что это я послал тебя?
— Сказал.
— А он?
— Говорит, в Киеве людей раз в десять более, чем у меня, из них и набирайте желающих.
— Ты слышал, Эймунд, как яйца стали курицу учить?
— Слышал, князь. Но ты не расстраивайся, яйца и разбиться могут.
Ну, как тут не порадоваться за варяга-хозяина, с полуслова все понимает. И ведь «побьет яйца-то, побьет» и вину на себя возьмет, мол, я так понял, виноват. Хороший Эймунд воин, догадливый.
Лето — лучшая пора для выступления в поход, о корме для коней заботиться не надо.
Во второй половине червеня, как условились с императором, Ярослав выступил с полком на заход, оставив воеводой в Киеве Блуда и Яна Усмошвеца с невеликой дружиной.
— Придут печенеги, затворитесь, отсидитесь. К стенам только не подпускайте, — наказывал Ярослав воеводе.
— Я могу на вылазку пойти, отогнать, — сказал Ян. — Когда Владимир Святославич в болгарах был, они тоже являлись. Мы с Поповичем прогнали.
— Ну то было тогда. А сейчас лучше отсиживайтесь, — приказал князь. — В те времена ты молод был и силен.
Он не доверял Яну. Пойдет на вылазку да еще и перекинется к Борису. Все они, служившие Святополку, не вызывали у Ярослава доверия. В глубине души он и Блуду не верил до конца, памятуя, скольким господам тот служил на своем веку.
Когда Ярослав прибыл с войском в Овруч, князя Святослава во дворце не оказалось.
— Где Святослав? — спросил дворского.
— Князь вместе с сыном на ловах.
— Т-так, — нахмурился Ярослав и отчего-то выразительно взглянул на Эймунда. — Земле поляки угрожают, а князь на ловах бавится. Вот тебе и яйца.
Дворский не понял: при чем тут яйца? Но кому говорилось, тот понял.
— А где он на ловах? — спросил Эймунд.
— За кривой березой.
— Где эта твоя кривая береза?
— Поедешь прямо на юг, минешь болото о правую руку, на южном краю толстая береза стоит: вот так искривлена. Ежели пойдешь, куда кривуля кажет, как раз на них и натыкаешься.
— Людей много с ним?
— Нет, один ловчий, там перевесы у него.
Эймунд, прищурясь, взглянул в глаза князю: ну, мол, приказывай.
— Съезди-ка, Эймунд, — сказал Ярослав. — Позови брата, поговорить надо.
— А ежели не схочет?
— Уговори. Да один-то не езди, возьми с собой Рагнара, не ровен час, наткнетесь на зверя или бродней.
Эймунд с Рагнаром уехали. Воротились лишь под утро. Дворскому Эймунд выговорил:
— Ежели не знаешь, где князь, нечего было городить про кривую березу.
— Он мне так сам сказал, будем, мол, на перевесах за кривой березой.
— Сказал, сказал. Нет его там, не нашли. Вместо отдыха всю ночь в дебрях проплутали.
После обеда, когда выехал полк из Овруча, Ярослав, присматриваясь к Эймунду, ехавшему рядом, спросил:
— Что вы, и впрямь не нашли Святослава?
— Обижаешь, Ярослав Владимирович, обижаешь, — скривил рот в усмешке варяг.
«Что же он с ним сделал, сукин сын?» — подумал Ярослав, догадываясь о содеянном, но не желая слышать подробностей. Хотя, конечно, было б любопытно узнать. Но варяг словно подслушал мысля князя:
— О том ведает лишь трясина, князь. А боле никто и никогда.
Больше об этом Ярослав разговора не затевал. Он ничего не слышал, он ничего не знает. Главное, одной заботой меньше стало. Надо о грядущих думать.
У тестя
Появление Святополка в Гнезно в сопровождении нескольких милостников удивило Болеслава:
— Сынок, каким ветром?
— Горьким, отец, очень горьким, — отвечал Святополк, пряча глаза.
— Ярослав? — догадался тесть.
— Он самый. Привел варягов, новгородцев, ладожан… Напал внезапно, мы и исполчиться не успели, в сорочках дрались.
— А где Ядвига?
— Ядвига, — вздохнул Святополк, — в Киеве, в плену.
— Да. Неладно вышло, неладно, сынок. Ну да что делать? Будем выручать и стол твой, и жену, чай, не чужие.
Нет, Болеслав не стал корить зятя за потерю престола и жены. Где-то в глубине его сознания мгновенно случившаяся беда уравновесилась потаенным: «Значит, червенские города моими будут».
С некоторых пор князь Болеслав Мечиславич Храбрый вбил себе в голову мысль объявить себя королем. Возможно, с того времени, когда удалось добиться утверждения в Гнезно архиепископии. Дело было за малым, надо было увеличить владения Польши до приличествовавших королевству размеров. И червенские города с прилегающими землями очень были бы кстати. И тогда б можно было короноваться без оглядки на папу да и на императора, чай, своих епископов умаслить Болеславу ничего не стоило. Коронуют как миленькие, провозгласят. Куда денутся, небось с его копья кормятся.