Святополк Окаянный
Шрифт:
Уже вечером, когда измученные, перемазанные копотью киевляне тушили последние головешки, к великому князю притащили пленного печенега, одного из зажигалыциков.
— Вот, князь, казни его, он поджигал.
— Больно вы прытки на казнь-то, — молвил Ярослав, внимательно осматривая пленного. — Нам, чай, и поговорить есть о чем. Верно? — взглянул приязненно в глаза пленнику.
Печенег промолчал, он знал, что ждет его, а потому решил молчать, беречь силы для конца.
— Ну, что молчишь,
— А что я должен говорить?
— Ну, хотя бы кто командовал вами? Что молчишь? Чистосердечно расскажешь, могу и отпустить тебя. Из твоей шкуры воротника не сошьешь.
— Князь Борис вел нас.
— А зачем?
— У него тут жена оставалась, надо было спасать ее.
— Вот те раз. — Ярослав взглянул недоуменно на милостников своих. — Тут была жена Бориса, почему же мне не сказали об этом? Позовите дворского.
Пришел Прокл Кривой.
— Ты что ж, Кривой, не сказал мне, что здесь была жена Бориса?
— Но, князь, ты спросил, кто из них во дворце, я тебе и сказал. А жена Бориса жила в городе, на подворье Коснячки. А ты же про Киев не спрашивал.
— «Не спрашивал, не спрашивал», — передразнил князь дворского. — А сам не мог сообразить, какие бабы меня интересуют? Ступай, да вдругорядь будь подогадливее, ежели не хочешь последнего ока лишиться.
Прокл ушел, вздыхая. Печенега князь велел пока отправить в поруб: завтра придумаем для него что-нибудь.
Уже ночью князь призвал к себе Эймунда, спросил с ехидством:
— Ну так как твоя ловушка, Эймунд? Захлопнулась?
— Разве мог я ожидать, князь, что они город зажгут?
— Эх ты, ловец! Еще ежели так словишь, от Киева одни головешки останутся. В общем, Бориса теперь от поганых и пряником не выманишь.
— Ну, теперь мы хоть знать будем, где он, — сказал варяг.
— Дороговато за это знание заплатили, эвон едва не полгорода сгорело. Что ж, всего-то одного печенега и словили?
— Одного, Ярослав Владимирович, — вздохнул Эймунд. — До них ли было, когда вся улица занялась. Не за печенегов, за ведра пришлось браться.
— Что ж теперь делать-то? Надо как-то и Святополка обнаружить. Пожалуй, он к тестю в Польшу наладится.
— Это без жены-то?
— Да. Конечно, без жены вроде и совестно. Но с другой стороны — именно это и позволит ему просить помощи у Болеслава.
— Надо и о матери Святополка подумать, князь. Ведь и через нее можно на него выйти.
— Давай подумаем.
Они разошлись уже за полночь, все «думали», а утром Ярослав, вызвав дворского, приказал немедленно послать в Вышгород телегу за княгиней Арлогией.
— Неужто и ее хочешь в поруб? — спросил Прокл.
— Дурак. Она ж мне мать, хотя и неродная. На добро — не на зло зову. Так и передай.
Арлогию привезли после обеда, провели к Ярославу. Увидев ее, он слез со стольца, пошел ей навстречу с приветливой улыбкой:
— Прости, что обеспокоил тебя, матушка. — Полуобнял ее ласково, усадил на лавку, сам сел рядом. — Про Святополка ничего не слыхала?
— Нет, — отвечала Арлогия. — Беспокоюсь.
— Вот посуди, мать, что нам ссориться? Или земли на Руси мало? Иди мы не Рюриковичи оба? Ежели отцы у нас разные, но дед-то у нас один.
— Один, Ярослав. Один, — согласилась Арлогия.
— Так в чем же дело?
— Не знаю, — пожала княгиня плечами, — Вам, мужикам, все мало.
Ярослав рассмеялся весело, беззлобно:
— Правильно, мать. На нас не угодишь. Это ты верно заметила. Я что хотел сказать тебе, Вышгород, конечно, это не удел, с него и взять нечего, разве что нищему на суму. Ясно, отец обидел вас. Поэтому я решил вернуть тебе со Святополком Туровскую землю.
— Спасибо, Ярослав, — оживилась Арлогия. — Я уж там так привыкла.
— Вот, вот. Езжай на столец, а явится Святополк, уговори его, пожалуйста, мать. Можем же мы миром все решить. Вон посмотри, что Борис натворил, взял и поджег Киев.
— Неужто это он?
— Он, мать, он.
— Из Вышгорода такое пламя виднелось, жутко. Думали, весь Киев горит.
— А ведь он родился здесь. И вот родного гнезда не пожалел.
— Ох, нехорошо, нехорошо, — вздохнула Арлогия.
— Чего уж тут хорошего, княгиня. Значит, договорились? Как увидишь Святополка, уговори его. Неужто он мать не послушает?
— Хорошо, Ярослав, я попробую. Но и ты его не обмани.
— Да ты что, мать? Вот тебе крест, я его и пальцем не трону, ежели, конечно, он снова сам не начнет. Вот с Борисом видишь же: кто начал? Он. И то я хочу звать его мириться, вон поджигателя-печенега даже живота не лишил, хотя он и заслужил это. Хочу его к Борису послать. А Святополку скажи, ежели пожелает, я ему могу Новгород уступить. Пусть подумает.
Ярослав проводил мачеху до крыльца с наивозможным вниманием и приязнью и при ней же наказал дворскому помочь ей выехать в Туров — «в свое княжества» и выделить для того лучшую телегу и хорошую охрану.
Арлогия знала истинную цену этим обещаниям в отношении сына, именно на такие сладкие приманки когда-то и попался ее муж и погиб. Она видела Ярослава насквозь, но ничем себя не выдала. Наоборот, предстала перед ним этакой простушкой, с милой детской непосредственностью верящей в добрые сказки.
— Ну, как старуха? — спросил Эймунд князя.
— Со старухой у меня все сладилось, — отвечал Ярослав. — Дело за сыном. Это будет понадежней твоей ловушки. А главное, обойдется без дыма и огня.