Святополк Окаянный
Шрифт:
Правда, старая вещунья Зика нагородила Бог весть что.
— Не гонись, голубь, за венцом златым, — говорила, глядя на ладонь князя.
— А отчего не гнаться-то, карга?
— Так ить придавит он тебя.
— Меня-а, — смеялся Болеслав, охлопывая свой пышный торс. — Что мелешь, дура?
— Так то не я, голубь, не я, а длань твоя молвит. Я лишь читаю, что в ней написано.
— Что там написано?
— Тут написано, что алкаешь ты венца златого, королевского.
«Угадала карга. Ишь ты».
Но вслух
— Ну и что?
— А то, как обвенчаешься, тут к тебе и смерть явится.
— Не каркай, дура!
— Сам же просил поворожить, сказать всю правду. А ругаешься. Нехорошо такому соколу старую ворону клевать. Не к чести.
Оно и правда, будь эта Зика помоложе, пришиб бы, а о старуху не хотелось князю рук марать, но пообещал:
— Ежели врешь, карга, как вошь раздавлю.
— А зачем мне врать-то, голубь? Кака корысть? Я и так поперед тебя на небо вскочу.
И верно, через год умерла вещунья. А Болеслав на семь лет ее пережил, но умер, как и предсказала Зика, сразу, как королем провозгласился.
Слушать надо старших, слушать, не с куста ведь слово-то берут — с неба.
Чтоб пойти на Киев, надо не только ратников собрать, но и со спины обезопасить себя, с императором Генрихом II уладить дела.
Собрав ближних бояр на совет, Болеслав говорил:
— Генрих на меня сердце держит, дескать, я когда-то сторону его брата Бруно взял в его претензиях на Богемию. Коли б знал я, что Бруно с его союзником Генрихом Швенфуртским слабаками окажутся, разве б я вступился за них? И теперь вот мне мир с императором хотя бы на год-два нужен, как к нему подъехать?
— Надо через императрицу попробовать, — посоветовал Горт.
— Через Кунигунду?
— Ну да. Генрих от нее без ума, на других баб и смотреть не хочет. Ежели Кунигунду удастся уговорить, он ее послушает.
— Пожалуй, так и придется. Надо ей какой-то подарок приготовить. Но какой?
— Женщины, они до украшений падки. Какое-нибудь ожерелье, браслет.
— Этого добра у нее, поди, хватает. Надо, чтоб такого у нее не было.
— А что, ежели, знаешь… — Горт несколько задумался, — …знаешь, золотую ладанку с волосами святого Войтеха. А?
— Пожалуй, это знатный подарок. Они оба чтут святого Войтеха, из-за его мощей император и согласился на архиепископию у нас. Тут ты, Горт, прав. А самому Генриху хорошего жеребца, под арабским седлом с серебряными стременами.
Слушая разговор тестя с его милостниками, Святополк молчал, сумно у него было на душе. Думал о жене, матери. Как-то они там сейчас? Ну, мать-то с Ядвигой что-нибудь придумает. Или выкуп заломит тысячи в две-три или отречение от престола будет вымазживать. Так просто не выпустит. Хорошо, что Болеслав в помощи не отказывает, так и сказал: «Дождемся лета, пойдем Ярослава из Киева выгонять. Расчихвостим твоего брата в два счета».
Болеслав на рати удачлив, должен Ярослава победить. Должен. В конце концов, Ядвига ему дочь родная. Из-за нее постарается тесть.
Святополк догадывается, что не только из-за Ядвиги будет стараться Болеслав, как пить дать, червенские города запросит за помощь. И ничего не поделаешь, придется отдать. Вон Ярослав посадил же варяга в Ладоге.
Охо-хо, за все-то надо расплачиваться. За все. Ничего-то за так не достается.
Когда остались князья одни, Болеслав ободрил Святополка:
— Не вешай носа, сынок. Отберем тебе Киев у Ярослава и Ядвигу воротим. Не станет же он с бабами воевать.
Цела она будет, не боись. А пока можешь вон кого из девок дворовых прилабунить. Они иные-то помягче княжон будут, послаще. Ха-ха-ха.
Посольство к германскому императору во главе с Гортом отправилось в средине цветеня, а воротилось в конце месяца.
— Ну как? — еще не поздоровавшись, спросил Болеслав в нетерпении.
— На коне, князь, — отвечал, улыбаясь, Горт. — Мы на коне.
— Ну, слава Богу, — перекрестился Болеслав. — Как действовали-то?
— Через Кунигунду. Она от ладанки была в восторге, даже поцеловала ее. И обещала помочь, и помогла.
— На сколько лет?
— На три года. И не просто слово дал Генрих, а письменный договор о мире составили. Первый министр и подписал его.
— Ну молодец, Горт, молодец, — хвалил милостника князь, разворачивая драгоценный пергамент. — Теперь у нас руки развязаны, поворотимся на восток, ухватим Ярослава за яйца. Ха-ха-ха.
— И еще, князь, Генрих разрешил тебе нанимать в твою рать и немцев.
— Ай да Кунигунда, ай да молодец баба!
После заключения мира с императором Болеслав развил бешеную деятельность по собиранию рати. Помимо природных поляков, составивших основной костяк его полка, ему удалось нанять триста немцев, около полутысячи венгров и призвать под свои стяги около тысячи конных печенегов.
Уже в липень [118] , узнав о приближении киевлян к границам Польши, Болеслав выступил им навстречу.
118
Липень — июль.
Ярослав, придя к Бугу, не стал переходить его, а ждал прихода обещанного императором отряда. А когда с другой стороны Буга явился Болеслав, киевский князь послал к нему в сопровождении трубача-бирюча переговорщика.
— Князь, — обратился бирюч к Болеславу. — Великий князь Ярослав Владимирович не хочет напрасной крови, он предлагает разойтись с миром.
— Условия? — спросил Болеслав, заранее зная, что не согласится ни на какие, раз уж настроился драться.
— Ярослав Владимирович просит выдать ему брата его Святополка.