Святослав, князь курский
Шрифт:
Послав Олегу и Давыду грамотку, что вынужден пресечь беспо-рядки в Киеве, 20 апреля переяславский князь с крепкой дружиной во-шел в Киев и с благословения митрополита Никифора и всего церковно-го причта сел на стол отца и деда.
Олег Святославич, в домашней будничной одежде, просторной и удобной, мягких кожаных сандалиях, уютно расположившись в княже-ской светелке перед светлым оконцем, заполненным теплыми лучами яркого весеннего солнца, читал очередную греческую книгу, написанную хитроумным философом Плутархом, [58] о славных делах македонского царя Александра Великого, [59] жившего за три с половиной века до рождения
58
Плутарх — древнегреческий писатель и историк (около 43 — 127 гг. н. э.), написавший труд «Сравнительные жизнеописания» выдающихся греков и римлян (50 биографий).
59
Александр Великий — Александр Македонский (356–323 до н. э.), сын македонского царя Филиппа II, македонский царь с 336 г. Государственный деятель и полководец. Победитель персов при Гранике, Иссе, Гавгамеллах. Завоевал земли до реки Инд. Воспитанник древнегреческого философа и ученого Аристотеля (384–322).
— Что-то срочное, княже. Сам весь в поту, а конь в мыле, — пояснил наблюдательный страж дома и порядка.
— А почему не к брату Давыду? — оторвал от книги взгляд Олег, не любивший, когда ему мешали заниматься чтением. А тут как раз огни-щанин помешал чтению на самом интересном месте: фаланги македон-ского царя разбили несметные полчища персидского властителя Дария. К тому же, хоть Олег Святославич и был черниговским князем, но кня-жеский стол по старшинству принадлежал все-таки его брату Давыду.
— Так светлый князь Давыд Святославич вместе с сыновьями в Лю-беч еще с утра отлучился и по сию пору не возвратился, — нимало не смутившись, доложил огнищанин.
— Ну, раз так, то зови, — заложив шелковым шнуром нужную стра-ницу и откладывая книгу, приказал будничным тоном князь. — Чего ему зря ноги у порога топтать.
Огнищанин скрылся, чтобы вскоре возвратиться уже с гонцом.
Оставшись наедине с вестником, Олег Святославич молча выслу-шал устный сказ того, молча прочел переданный ему гонцом свиток пергамента, опечатанный восковой печатью с гербом переяславского князя. Потом милостиво разрешил гонцу возвращаться восвояси.
— Будет ли ответ? — спросил, по-видимому, наученный заранее Мо-номахом вестник, перед тем как покинуть хоромы черниговского князя.
— На словах, — заиграв желваками скул, молвил Олег. — Передай моему брату, князю Владимиру Всеволодовичу, что послание его я по-лучил. А ответ… ответ дам позже. Надо с братом Давыдом посовето-ваться: он у нас в роду старший.
Поклонившись, гонец удалился.
— Это еще что за новости такие, чтобы сын Всеволода, младшего в роду нашем, на великом столе сидел! Да не быть такому, пока жив буду! — собравшись на семейном совете, на котором присутствовали князь черниговский Давыд Святославич со своими сыновьями: Владимиром, Ростиславом, Всеволодом и Изяславом, а также его племянники и сыно-вья Олега: Всеволод, Глеб, Святослав и Игорь, — искренне возмущался Олег Святославич решением киевского веча. — Это вопреки обычаям и Закону Русскому! Да и решения снема княжеского, — он имел в виду общекняжеский съезд русских князей 1097 г. в Любече. — Наш-то отец постарше Мономахова будет.
— Верно! Верно! — дружно поддержали его родные дети и племян-ники при насупленном молчании князя Давыда Святославича.
— Так что, братья и сыны, исполчайте дружины, в поход на Киев пойдем! Справедливость того требует, — гневался Олег.
— Правильно: в поход! На Киев! — дружно поддержали Олега Свя-тославича сыновья и племянники.
— Сами пойдем да еще братца нашего меньшого, Ярослава из Тму-таракани с дружиной призовем, — как о деле решенном говорил Олег, все больше и больше распаляясь и воодушевляясь. — Сколько же можно нас, Святославичей, обходить?! То с черниговским уделом, то с киев-ским… Чай, не чужого корня мы побеги, а славные потомки Ярослава Мудрого!
— Правильно! Правильно! — вновь раздались голоса сыновей и пле-мянников, полностью поддерживающих Олега Святославича.
И как диссонансом в этом одобрительном хоре прозвучал голос самого черниговского князя Давыда, наконец-то разверзшего уста:
— Может, оно и правильно, брат Олег Святославич, что наш отец был старше отца Мономаха, но мир-то киевский решил по-иному: ни меня, как старшего в нашем роду, ни тебя, как известного воителя, не позвал, а позвал Владимира. Идти же против мира — это что против ветра мочиться: мир не пересилишь, лишь сам на мокрую курицу похож станешь.
Услышав из уст отца такое, притихли благоразумно его сыновья, смущенно потупив очи: не нравились им родительские речи, но разве станешь перечить кормильцу и родителю. Подчинились. Их примеру последовали и старшие дети Олега Святославича. Только порывистый Святослав Ольгович возмущенно привскочил с лавки из-за стола, но Олег резко махнул ему рукой: «Сядь!» и мрачно уставился на старшего брата. Святослав Ольгович, которому в эту пору шел уже двадцать пер-вый год, и он из крепкого для его лет отрока превратился в настоящего витязя, рослого и широкоплечего, с гривой русых волос, крупными вол-нами падающих на плечи, молча подчинился. Князь Давыд между тем, словно не замечая происходящего, тихо, но твердо говорил:
— Я не желаю кровопролития и распри — ни к чему хорошему они не приводят, а потому ни сам не пойду на Киев, ни детям своим не раз-решу, ни дружинников своих не дам. Уж не обессудь, брат. Ты же волен поступать, как знаешь, только помни, что худой мир порой лучше, чем добрая брань! А еще: прежде чем что-то сделать, сначала остановись и подумай, потом уже делай…
— Это я-то не думающий? Это я-то, который подарил тебе Чернигов на серебряном блюдечке с золотой каемочкой! — вспылил Олег, по-крывшись румянцем гнева. — Да если бы не я в лето 6602 [60] со своими тмутараканцами и половцами Осолука, то где бы ты сейчас был, братец? В каком таком Чернигове сидел бы?.. Да ни видать бы тогда тебе ни Чернигова, ни Смоленска, ни даже Мурома!
60
В лето 6602–1094 г., здесь речь идет о походе Олега Святославича из Тмутаракани на Чернигов, находившийся в то время в руках у Владимира Мономаха.
Случилось то, что довольно часто случалось между братьями и князьями: они, не стесняясь присутствия своих детей, рассорились в пух и прах. Олег упрекнул старшего брата тем, что тот, усевшись по его милости на черниговский стол, не желает выделить уделы ни своим де-тям, уже достаточно взрослым и самостоятельным, ни его сыновьям.
— Градов и вотчин всем бы хватило: тут и Муром, и Стародуб, и Папаш, и Новгородок Северский, и Карачев, и порубежный со степью Курск, и Трубчевск, — перечислял, возмущаясь, Олег. — Ты же, брат, словно Кощей Бессмертный, над златом чахнешь и никому ничего не даешь.
На что степенный Давыд с прежней рассудительностью заявил, что пока он жив, дробить Черниговское княжество на уделы не позволит.
— После меня делайте что хотите, а пока жив — не позволю. Ибо княжество тогда только сильное, когда единое. Да и Курск, брат, ты ра-новато к нашей вотчине присоединил. Он по-прежнему роду Мономаха принадлежит.
Разругавшись не на шутку, братья разошлись по своим теремам. За ними последовали и дети их, которые хоть и склонялись на сторону Олега Святославича, так как жаждали не только воинских походов, но и собственных уделов, однако перечить старшему князю не стали.