Святослав, князь курский
Шрифт:
Со смертью Юрия Владимировича Долгорукого, последнего пред-ставителя старшего поколения в роду Мономашичей, заканчивался оче-редной период в расстановке сил в политической жизни Руси. Но не заканчивались дрязги и междоусобия. Андрей Юрьевич, еще при жизни родителя отделившийся от него во Владимир на Клязьме и построив-ший там сельцо Боголюбово, а потому называемый уже Боголюбским, как только узнал о кончине великого князя, сразу же поспешил объя-вить себя великим князем. Он был, как известно, теперь старшим в роду суздальских князей и к тому же самым храбрым и предприимчивым, поэтому никто из братьев не возражал. И, осуществляя задуманное, призвал жителей Суздаля, Ростова и иных городов ему в том крест це-ловать. Столицей же избрал себе не древний
В очередной раз зашевелился Новгород. Там всегда держали нос по ветру. С кончиной Юрия возник вопрос о смене князя. Собрали вече и решили, чтобы Мстислав Юрьевич с честью покинул их, а они призовут к себе кого-либо из сыновей Ростислава Смоленского. Поупрямившись немного, Мстислав вынужден был уступить престол Давыду Ростисла-вичу.
Новгород утихомирился. Но началась буча в Полоцком княжестве. Там изгнали сродственника Святослава Ольговича, Рогволода. И тот пришел в Чернигов за помощью. «У меня, князь и сын, уже не тот воз-раст, чтобы в походы ходить, — сказал тогда Святослав ему, — но дружи-ну дам. С ней и управься сам». И дал триста воинов из младшей своей дружины. Рогволод направился с ними к дручанам, которые по слухам, держали его руку. Так оно и оказалось. Дручане выгнали Глеба Рости-славича, а Рогволода посадили на свой стол. Князь Глеб пожалился отцу Ростиславу Минскому, и тот попытался наказать непокорных поддан-ных, но только еще круче заварил кашу, так как на сторону Рогволода перешло большинство полочан. К тому же из Смоленска к нему на по-мощь пришел сын Ростислава Мстиславича и зять Святослава Ольгови-ча, Роман Ростиславич, с дружиной. Полоцкая земля запылала с новой силой. Даже новый епископ новгородский Аркадий, шедший от Киева к Новгороду и пытавшийся своим пастырским словом увещевать погряз-ших в усобице князей, не преуспел в благом деле.
В это же время галицкий князь Ярослав стал одолевать наипер-вейших русских князей просьбами оказать воздействие на Изяслава Да-выдовича с тем, чтобы тот отдал в его руки изгоя Ивана Берладника. И не только русских князей, но и королей Венгрии и Польши. Никто из князей лично к киевскому князю не поехал, но своих послов прислали многие. Изяслав же, встретив послов с честью, усовестил их неправым требованием галицкого князя и заверил, что ни сам из-за Берладника войны не затеет, ни Берладнику не разрешит учинить нападение на зем-лю Галицкую. На том и разъехались.
Однако Иван Берладник, видя себе опасность, то ли сам, то ли по подсказке Изяслава Давыдовича, ушел к половцам, где набрал себе вой-ско до шести тысяч всадников и двинулся с ними на берега Дуная. И запричитали, залились слезами придунайские городки, ибо воинство Берладника, собранное из отъявленных головорезов и разбойников, по-щады ни к кому не имело. Мало того, что на суше грабили, они еще и по Дунаю купеческие суда перестревали, прекратив всякую торговлю меж-ду землями и государствами. Чувствуя за собой силу, Берладник напра-вился в Галицкое княжество, овладев Берладом и Кугдятином, осадил Кушин.
Действия Ивана Берладника естественно вызвали недовольство не только Ярослава Осмомысла и других русских князей, но и государей Венгрии, Германии и Византии. Те направили в Киев своих послов с упреками и требованием призвать Берладника к порядку, раз он за него однажды поручился. А князь галицкий, найдя себе союзников в лице Владимира Андреевича Дорогобужского и Мстислава Изяславича Во-лынского, готовил войско к походу на Киев. Изяслав Давыдович, сведав о том через своих приверженцев, направил боярина своего Глеба Роко-шича к Святославу Ольговичу с просьбой об оказании
Святослав Ольгович с честью встретил посла и все посольство ки-евского князя. Дал отдохнуть с дороги, угостил хлебом-солью и внима-тельно выслушал. А, выслушав, дал такой ответ: «Я по праву на Изясла-ва Мстиславича имел злобу за лишение моего брата сначала киевского престола, а потом и жизни. Но сыну его Мстиславу зла никогда не хотел и теперь не хочу. Я имел неудовольствие за Черниговскую землю и на брата моего Изяслава Давыдовича, но и ему я зла не желаю. А посколь-ку ныне междоусобие учинилось, то я прошу не тяготить меня обеща-нием городов. Князь киевский мне брат, и я желаю жить с ним в совете и любви. Ссоры же надо прекратить мирно, полюбовно, ибо от них ни-кому радости не прибудет, а горя будет много. А еще я прошу брата моего Изяслава Давыдовича съехаться на снем в Лутаве, чтобы все раз-ногласия уладить».
Черниговский князь Святослав Ольгович не кривил душой, когда готовил такой ответ для киевского князя. Он уже давно пришел к выво-ду, что все разногласия среди русских князей проще разрешать полю-бовно, не доводя до войн и разорений. За пять-шесть лет затишья в Се-верской земле да и в Черниговской тоже прошлые раны затянулись, жи-тели числом умножились, в княжеской казне богатств стало больше. Так к чему войны и смуты!
Послы донесли до киевского князя слова Святослава Ольговича, и тот их принял. Сослались, списались, порешили съехаться в Лутаве.
На снем с киевским князем Святослав Ольгович взял не только сы-на Олега, которого планировал посадить на Курский стол, но и сына Игоря. Игорю было уже семь лет, он прошел не только обряд «посаже-ния на коня», но и обряд введения во князи и, находясь на мужской по-ловине дворца, постигал воинскую науку под присмотром дядьки-пестуна Славца. А теперь ему было нехудо и премудрости княжеских съездов-снемов познать. Прибыл с ним и новый северский князь Свято-слав Всеволодович. Изяслав Давыдович был с племянником Святосла-вом, князем вщижским, и боярами. Встречу решено было отметить пи-ром. Трех дней хватило, чтобы вволю напироваться и дела обсудить. Если на миру смерть красна, то на пиру дружба ясна. Заключили союз против князя галицкого и его сторонников. Но прежде чем собирать на него дружины, по совету Святослава Ольговича, как самого старшего на снеме, а, значит, умудренного годами, послали послов Ярославу, Мсти-славу и Владимиру Андреевичу, чтобы выяснить доподлинно, что те хотят. А также честно предупредив их о своем союзе.
Вскоре пришли ответы. Ярослав Галицкий, Мстислав Волынский и Владимир Дорогобужский просили, чтобы Изяслав Давыдович «ни тай-но, ни явно не помогал Ивану Берладнику, и тогда никакой войны не будет».
— Оказывается, все можно решить мирно, — сказал Святослав Оль-гович киевскому князю. — Отрешись от Ивана… Что он тебе… брат или сват.
— Да не стану я ему помогать, — заверил союзников и Ярослава Га-лицкого Изяслав Давыдович.
С тем и разъехались, распустив дружины.
Возможно, киевский князь свое слово, данное на съезде в Лутаве, и сдержал бы… Возможно… Но тут сами галицкие бояре, недовольные правлением Ярослава, стали тайно посылать своих людей к Берладнику, маня его престолом. Не оставили они в покое и Изяслава, суля ему зем-ли и горы золота, лишь бы он поддержал своей дружиной Берладника. И Изяслав Давыдович прельстился на коварные посулы галицкой знати. Но чтобы быть не одному в том предприятии, позвал к себе обоих Свя-тославов, Черниговского и Северского с их дружинами, а также зятя своего Глеба Юрьевича Переяславского.
Когда же киевский посол прибыл в Чернигов и передал Святославу Ольговичу послание Изяслава, то тот, рассудив здраво, от участия в по-ходе отказался. Но заверил, что если Ярослав Галицкий первым начнет военные действия и придет в земли Киевского княжества, то он тогда и сам ополчится, и сына с племянником к тому призовет. «Тогда наше дело будет правое, — пояснял он. — Ведь землю свою защищать — это святая обязанность каждого князя». Но более всего советовал войны не начинать, а все решить миром, полюбовно.