Святослав, князь курский

Пахомов Николай Анатольевич

«Кажется, началось, — единодушно решили князь и княгиня север-ские, — теперь только держись».

— Ты кого собираешься поддерживать? — устремила взор своих ру-салочьих глаз Мария, отчетливо понимая, что ни Юрий Долгорукий, ни Изяслав Черниговский, ни Ростислав Смоленский супруга ее в покое не оставят. Со всеми у него родственные отношения. Каждый станет ма-нить на свою сторону.

— Хотелось бы, княгинюшка, — приобнял супругу Святослав Ольго-вич, — остаться в стороне от всех этих склок и междоусобий. Толку-то от них никакого, одно лишь оскудение земли Русской, да разорение княжеств…

— А все же? — прищурила та хитро очи.

— Если же остаться в стороне не удастся, то буду держать руку Юрия Владимировича. Видно, мне на роду написано по гроб жизни его или же моей быть с ним заедино. А там, что Бог даст.

Северские владетели еще беседу меж собой вели, когда пришел ог-нищанин и доложил, что прибыли послы от князя киевского: «На снем зовут».

Оказалось, что к Каневу пришли вновь половцы и звали Юрия Владимировича на съезд к ним, чтобы мирный договор учинить. Киев-ский же князь в свою очередь приглашал на этот съезд Святослава Оль-говича и Изяслава Давыдовича Черниговского как своих наипервейших союзников и родственников.

— Уж лучше мир рядить, чем кровавый пир учинять, — сказал Свя-тослав княгине и стал собираться со старшей дружиной в Киев.

— Олега берешь? — спросила та, зная желание супруга как можно больше вовлекать сына во всевозможные княжеские дела, в том числе и в мирные переговоры с половцами, опасными и беспокойными соседя-ми.

— Нет. Пусть остается в граде, — последовал ответ князя, — что-то неспокойно вокруг… Пусть присмотрит… вместе с тобой, конечно.

— И то верно…

Съехались с половцами у Заруба. Половецких ханов было немного, в основном те, что кочевали у Днепра и Дона. Лукоморские и Черно-морские не пришли. Поэтому урядились быстро и поспешили назад.

Юрий Владимирович, которому стукнуло уже шестьдесят пять лет, был рад быстрому разрешению дела, всю дорогу шутил, рассказывал скабрезные истории о своих любовных похождениях. Сам же смеялся громче и больше всех над ними или же кхекал с хохотком, разглаживая перстами пышные, хотя и вислые усы. Если судить по тем рассказам, которые поведал Юрий, то получалось, что во всем Суздальском княже-стве, да и Киевском тоже, не было ни одной боярской жены или же до-чери-невесты, с которыми бы князь не разделил своего ложа. Северский князь и сам в молодые годы был неплохой ходок по бабьей части, тоже старался ни одного сарафана мимо себя не пропустить, но свату своему он явно и в подметки не годился. Наблюдая за киевским князем, Свято-слав Ольгович отметил, что тот еще больше потолстел и погрузнел, что его лицо от бесконечных пиров и вливания хмельных напитков стало одутловатым и красным, словно тельце рака после крутого кипятка.

Изяслав Давыдович скабрезными бывальщинами не потчевал, все старался уговорить Святослава на совместный поход против его пле-мянника Святослава Владимировича, а заодно и против смоленского князя, принявшего сторону Владимира или же даже подбившего юного княжича на это безрассудство. «Справедливость того требует», — на-стаивал Изяслав, воздействуя на больные струнки северского князя, не-мало пострадавшего от той же несправедливости. «Видишь, — кивал Святослав Ольгович на малое количество воев, имевшихся за его спи-ной, — со мной и дружины-то нет. Какую помощь я могу тут оказать? Разве что советом да словом о мире… Но тебе, князь и брат, ведь этого мало»? Ой, как не хотелось северскому князю вмешиваться в чужие дела, тем более распри. Наученный горьким опытом, он, как никто иной, понимал, что пользы от этого будет немного, зато вреда может стать преобильно. Однако черниговский князь не отставал, пришлось соглашаться, но только в качестве посредника при мирных переговорах. «Вот и хорошо», — обрадовался Изяслав.

Отметив мирный договор с половцами знатным пиром в Киеве, от-правились с Изяславом Давыдовичем к Ростиславу Смоленскому, чтобы усовестить княжича Владимира. Смоленский князь, видя, что к нему едут из Киева от Юрия Владимировича, которого он боялся как огня, был рад мирным переговорам и отпустил Владимира от себя с легким сердцем. Княжич просил прощения за свою дерзость, и был тут же про-щен Изяславом.

«Вот и славненько», — одобрил Святослав Ольгович мир в среде черниговских князей и поспешил домой. Уже находясь в Новгороде Северском, он услышал, что Юрий Владимирович, взяв с собой сыно-вей, а также зятя Ярослава Галицкого и племянника Владимира Андрее-вича, сына покойного Андрея Владимировича Переяславского, назы-ваемого Добрым, пошел войной на Мстислава Изяславича, своего двоюродного внука или же внучатого племянника. В этот поход, как рассказывали верные люди, напрашивался и Изяслав Давыдович Черни-говский, вознамерившийся поживиться за чужой счет, но галицкий князь уговорил Юрия не брать черниговских с собой, заверив, что он и один справится с Мстиславом. Так зачем же славу и честь делить с кем-то еще. И киевский князь, поддавшись на уговоры зятя, опрометчиво отказал Изяславу Давыдовичу в его просьбе. Такой ответ черниговский властелин воспринял как личное оскорбление и затаил злобу не только против Ярослава Галицкого, но и Юрия Владимировича, напрочь забыв, что его родная дочь Манефа ныне за сыном киевского князя.

Однако дела у Юрия Владимировича Долгорукого на этот раз по-шли не так, как было желательно это князю. Мстислав Изяславич не только не испугался киевской и галицкой ратей, но и сам не раз, выходя из града Владимира с дружиной, нападал, захватив обоз галичан. Когда же Юрий повернул полки восвояси, то Мстислав, следуя за ним по пя-там, нападал на задние отряды и, не дожидаясь ответных ударов, тут же скрывался. При этом все грады и веси вплоть до самого Дорогобужа разрушил и пожег. Так что этот поход киевскому князю не то что славы и чести, но и малой удачи не принес. Чтобы хоть как-то возместить по-тери князю Владимиру Андреевичу, более всех пострадавшему от этого неудачного похода, киевский князь отдал ему Дорогобуж и Пересопни-цу, а также малые грады по Горони. Он же приказал и доставить из Суз-даля в Галич к зятю Ярославу в железах галицкого изгоя Ивана Рости-славича Берладника, ранее подвизавшегося на службу к смоленскому князю, но попавшему в плен к Юрию. Но когда Берладника везли из Суздаля, то Изяслав Давыдович Черниговский, прослышав про то, ре-шил его освободить. Что в тот миг руководило черниговским князем, трудно сказать, но уж точно не человеколюбие. Возможно, Изяслав, поднаторевший в кознях и коварствах, решил иметь под рукой сей вес-кий довод в будущих спорах с галицким князем. Возможно, он просто хотел этим досадить Ярославу Осмомыслу и его покровителю Юрию Владимировичу Киевскому. Однако было сделано то, что сделано. От-чаянные черниговские дружинники, действуя как лесные тати, подка-раулили суздальских воев, сопровождавших пленника, и, напав, освобо-дили. Сколько при этом полегло суздальцев, никто не считал, но Иван Ростиславич был явно рад такому повороту событий, ибо в Галиче его ждала верная смерть. Ярославу Осмомыслу конкурент на княжеский стол был явно не нужен.

Святослав Ольгович таких действий черниговского князя не одоб-рял — они вели к новым междоусобиям. Но и Ивана Берладника ему лю-бить было не за что; ведь он не забыл, как тот в тяжелое для северского князя время напал на него и ограбил. И хотя с годами все чаще и чаще приходят на память строки из Библии «возлюби ближнего своего», лю-бить таких, как Берладник, что-то не хотелось. Не одобрил он и тайное приглашение Изяслава Давыдовича на союз против Юрия, в который, как сообщал Изяслав, уже вступили Ростислав Смоленский и Мстислав Изяславич Волынский. И хотя черниговский князь обещал ему Черни-гов, в случае, если сам станет в Киеве великим князем, Святослав ответ-ствовал твердо, что он без вины мир с Юрием нарушать не может. Про себя же думал: «Какой же непостоянный брат у меня: вчера был готов с Юрием идти против Мстислава, а ныне уже с Мстиславом строит козни против Юрия. Коварный и опасный! Предаст — глазом не моргнет!»

Кроме всего прочего, стало известно, что в Киеве умер новгород-ский епископ Нефонт, который одним из первых ратовал перед Юрием об изгнании с митрополии Клима Смолятича и возведении Константина. Епископ Нефонт был старым недоброжелателем Святослава Ольговича. Не забыли северский князь и его княгиня Мария, как Нефонт не разре-шил им венчаться в соборе Софии Новгородской, но весть сию приняли с прискорбием, ибо вспомнились им молодые, полные надежд и устрем-лений годы, вспомнилась их любовь друг к другу, сметшая все преграды и препоны.

НА ЧЕРНИГОВСКОМ СТОЛЕ

Весна красная была в той поре, когда земля парит, деревья покры-ваются листвой, когда птицы, радуясь возвращению в родные края, не-умолчны от зари и до зари, а смерды-оратаи от темна и до темна заняты обработкой полей. Хлебушко-то все хотят жевать! А еще бы с коровьим маслицем или же с медком…

Радуясь теплу и свету, челядинцы пораскрывали все двери и окон-ча в княжеском терему, проветривая клети от зимнего застоявшегося воздуха, от затхлости и плесени, успевшей прикорнуть в укромных уг-лах. Княжеская семья тем временем перекочевала на сени, а то и просто во двор, на зелень травы-муравы, как княжичи Игорь и Всеволод, заня-тые какими-то играми. Игорю уже шесть лет, а Всеволоду только три с половиной. Но он ни в чем не хочет уступать старшему, бегая этаким пухленьким и немного косолапым медвежонком по двору. За обоими, не вмешиваясь в их забаву, но тем паче очень зорко, присматривают дядь-ки-пестуны. Княгини Мария и Елена, греясь на солнышке за перенос-ным поставцом, о чем-то тихо беседуют. Возле них смирненько так примостились на лавке княжны Ольга и Мария. Ольге четырнадцать лет, уже невеста. Поэтому она занята рукодельем: что-то вышивает цветными нитями по тонкому белому полотну. Возможно, рушник для родителей своего суженого. Краешком ушка она слышала, что сватается к ней отцов внучатый племянник, Юрий Владимирович Рязанский, но батюшка с матушкой что-то медлят со свадьбой. Марии с осени пошел восьмой годок. Она хоть и взрослая девица, но ей так хочется усесться матушке на колени да послушать хотя бы в полушка, о чем же говорят взрослые. Ведь так интересно! И она кошкой трется у материнских ног. «Ах, проказница! — смеется княгиня Мария и сажает младшенькую к себе на колени. — Шла бы с братцами поиграла. Смотри, как весело они гоняются друг за дружкой». Но Мария младшая от матери уходить не спешит, лишь крепче обнимает ее за шею да лезет с поцелуями. Ничего не поделаешь, весна! Взгляд княгини, брошенный на сыновей, немного омрачает ее чело: совсем скоро Игоря уведут на мужскую половину, чтобы начать его обучение воинскому, а значит, княжескому делу. И тогда встречи с нем станут реже и сдержанней. Болит материнское сердце и за Оленьку: пора уж определиться и с ее суженым…