Святослав, князь курский
Шрифт:
Святослав Ольгович, которому в эту пору шел уже пятьдесят шес-той год, радовался младенцу как ребенок, высоко подбрасывая хрупкое тельце, крепко-накрепко спеленатое повитухами и кормилицами. Кня-гиня Мария, видя радостное, веселое дурачество мужа, испуганно ойка-ла и протягивала вперед руки, словно птица крылья, собираясь подхва-тить улетающий под потолок опочивальни сверток с родимым сущест-вом. Надувала губки, делала сердитое лицо, даже бранила мужа, но тот только смеялся: никуда комочек не денется из надежных отцовых рук, натруженных рукоятью меча и топорищем боевого топора.
— Спасибо, мать, — передавая Марии сына, всякий раз говорил князь. — Спасибо! Порадовала!
— Я тебя еще больше порадую, — смеялась задорно, совсем по-девичьи, Мария, розовея лицом. — Вот возьму и еще одного богатыря рожу. Опыт-то теперь имеется…
— А роди, — вместе с ребенком обнимал ее Святослав. — Русской земле богатыри ой как надобны!
Пока северский князь был
Киевское боярство, не жаловавшее Юрия и давшее ему между со-бой прозвище Долгорукого за его вымогательства и частые поборы на пиры и увеселения, тайно ссылалось с Изяславом. Поэтому, когда в Ки-ев пришли вести о приближении войск Изяслава, они не только не при-шли к Юрию с дружинами, но и посоветовали тому как можно скорее покинуть город, введя его в обман тем, что рати Андрея и Владимирка Галицкого уже разбиты. Не имея воинской поддержки, бывший суз-дальский князь 6 апреля покидает Киев и, переправившись через Днепр, направляется вновь в Остерский Городец. Сюда к нему вскоре прибыва-ет сын Андрей со своей дружиной. А Владимирко Галицкий, высказав Андрею свою обиду по поводу беспечного поведения его отца, отдав-шего без боя Киев, был вынужден возвратиться в Галич. И чтобы унять ропот своей дружины, оставшейся без добычи, он под угрозой разоре-ния обирал каждый город на своем пути, начав с Мыльска. Бедные го-рожане были вынуждены снять с себя, со своих жен и дочерей все золо-тые и серебряные украшения и отдать их Володимирку, лишь бы огра-дить свой град и себя самих от потока и разорения.
Заняв в очередной раз Киев, Изяслав Мстиславич, несмотря на рас-положение к нему киевлян и боярства, возможно, потому, что любое расположение переменчиво как ветер, решил пригласить на киевский стол своего дядю Вячеслава. Этим действом он сразу двух зайцев уби-вал: лишал недоброжелателей и завистников возможности делать ему упреки, что стол киевский ранее дядьев своих занимает, и со стороны Юрия Владимировича себя обезопасил. Тому теперь будет не с руки против собственного брата выступать. «Отец, хотя Всевышний Бог по своей воле забрал у меня отца родного Мстислава Владимировича, — писал Изяслав Мстиславич в послании к дяде, подбирая и выстраивая слова так, чтобы они тронули загрубевшее сердце старого воина, — но я прошу тебя стать мне отцом вместо него. И что прежде перед тобой в гордыне своей погрешил, то вину признаю, каюсь и прошу тебя и Гос-пода Бога простить меня. И если ты мне грехи мои отпустишь, то и Бог отпустит. Ибо сказано же Им апостолам Его: отпустите грешникам гре-хи их, отпустятся и вам. Ныне же, отец, отдаю тебе Киев со всею че-стью. Приди и владей им. Сядь на престоле отца и деда твоего. А я ос-танусь в воле твоей».
Да, умен, зело хитр и умен был сын Мстислава Великого. Лаской и угодливыми словами обвел он стрыя своего Вячеслава Владимировича вокруг пальца. Так обвел, что тот и не заметил, с радостью приняв это послание и согласившись на престол, лишь бы престол этот Юрию не достался. Встретившись, договорились, что Вячеславу иметь «первенст-во на престоле», а Изяславу, по согласию с ним, всем управлять.
Казалось бы, что Божья благодать сошла на киевский престол, что воцарился мир и согласие среди большинства Мономашичей. Но не тут-то было. Не успели Изяслав Мстиславич и Вячеслав Владимирович друг другу в любви и ласке признаться, как случилась размолвка из-за ми-трополита. Изяслав желал на митрополичьей кафедре своего друга и ставленника, Клима Смолятича, тихо сидящего во Владимире Волын-ском, иметь, а Вячеслав Владимирович ратовал за назначенного Кон-стантинопольским патриархом при княжении Юрия Константина. Од-нако Константина, поприжавшего епископов и монастырскую братию, отбиравшего у них злато и серебро, не желали не только киевские бояре и князь Изяслав, но и большинство игуменов, и пресвитеров, и попов в церквах. Поспорив несколько дней о том, кому же быть на Руси митро-политом, не желая уступить друг другу, пришли к тому, что ни Климен-ту, ни Константину митрополитами не быть, а просить патриарха назна-чить им нового. Прежним же, Климу и Константину, Киев покинуть и находиться одному во Владимире на Волыни, а другому — в Чернигове при тамошних архиереях.
Все эти события хоть и были важными и значащими для Руси, но пока что они северского князя не затрагивали. Изяслав Мстиславич так стремительно занял Киев, что Юрий Владимирович даже не
Не давая отдыха ни воям, ни коням Святослав Ольгович с сыном и племянником пытался нагнать половцев, чтобы хоть как-то отмстить им за содеянное зло. Но те, похватав, что под руку подвернулось, уже стремительно откатывались назад к Лукоморью. В сердцах северский князь бранил своих сродственников ханов Осолуковичей и Аеповичей, допустивших нападение сородичей на его волости. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что те ничем ему не могли помочь: между половец-кими ханами шла такая же рознь, как между русскими князьями. Никто никого не слушал, никто никому не подчинялся. Каждый считал себя наипервейшим и наиглавнейшим в роду и делал, что хотел. Что их мог-ло объединить, так это совместный набег на русские княжества. Погоня северской дружины была безрезультатной — обидчики-половцы раство-рились в степных просторах. Это обескураживало Святослава Ольгови-ча и заставило принять про себя решение со временем посадить в Кур-ске сына Олега, чтобы было кому оберегать Посемье и Попселье, тем более, что старый курский посадник Влас Ильин из-за старости отошел от дел, а новый, Ивашка Перегуд, со своими обязанностями едва справ-лялся. Кроме того, из Курска осуществлять защиту порубежья было проще и надежнее, чем из далекого Новгорода Северского.
Если бывшему курскому удельному князю, а ныне северскому, не удалось поквитаться с половцами за их набег, то рязанские князья в этом деле преуспели. Настигнув степняков на реке Большая Ворона, они не только их разбили и свой полон освободили, но и половецким обза-велись. Будет на что своих русских людей из половецкой неволи выку-пать, обмен производить.
По возвращении из неудачного преследования половцев северско-го князя ждали послы от Юрия Суздальского, которые сообщили, что венгры, попотешив киевлян невиданной досель музыкой, получив от Изяслава Мстиславича знатное вознаграждение за «ратные труды», по-кинули Киев. Что вместе с ними к венгерскому королю пошел сын Изя-слава, Мстислав Изяславич. «Наверное, жену искать, — язвили послы. — Дядя Владимир нашел, так чего теперь и племянничку не найти. На Ру-си им, видать, княжны русские не нравятся». Но главное было все же не это. Главным было то, что Юрий опять сзывал своих союзников на Изя-слава. Причем немедленно.
— Видите, я только из похода, — стал объяснять Святослав Ольгович причину невозможности немедленного выступления. — Люди и кони устали. Требуется отдых. Небольшой, но отдых…
— Людям и дня для отдыха достаточно, а коней можно и сменить, — не то чтобы советовали, а как бы делились опытом послы, стараясь не задевать самолюбия северского князя.
Пришлось заверить, что выступит без промедления.
Не прошло и двух недель, как Святослав Ольгович с племянником и половцами, нанятыми Юрием Владимировичем, стоял уже под Кие-вом на реке Лыбеди, напротив Золотых Ворот. Здесь же находился и князь Юрий с сыновьями. Ждали прибытия дружины Владимирка Га-лицкого, к которому уже были посланы нарочные. Не спешил начинать сечу и Изяслав Мстиславич, затеяв через Вячеслава Владимировича переписку с Юрием. Здесь же и выяснилось, что Владимир Давыдович Черниговский со своей дружиной был на стороне суздальского князя, а его брат Изяслав Давыдович со своей дружиной — на стороне Изяслава Мстиславича.
Переписка между старшими Мономашичами ни к чему не привела, и военные действия мало-помалу, с перестрелок лучников, с наскоков половцев, начались. Вскоре же на берегу болотистой реки Рут во время сражения был убит Владимир Давыдович, нанятые Юрием половцы, не сбив полки Изяслава, бросили поле сражения и бежали, оголив полки Святослава и Юрия. Чем не замедлил воспользоваться Изяслав, двинув в разрыв свою дружину. И, несмотря на то, что сын Юрия, Андрей Юрьевич, мужественно встретил киевские полки, выехав на своем коне в самую гущу вражеских воинов, союзные Юрию дружины дрогнули и стали отступать. Под Андреем был убит конь, и сам князь только чудом спасся. Черниговская дружина Владимира Давыдовича, видя своего князя убитым, прекратила сопротивление и стала сдаваться союзнику Изяслава Мстиславича, Изяславу Давыдовичу. А их тысяцкий Азарий Чудин во всеуслышанье объявил северского князя виновным в смерти Владимира и поклялся отомстить за его смерть смертью Святослава Ольговича.