Святослав, князь курский
Шрифт:
Битва была проиграна, оставалось только спасаться самому да ближайшим дружинникам. И Святослав Ольгович направил бег своего коня к устью Припяти. Рядом с ним скакал и племянник. И только на берегу Припяти, отдышавшись и успокоившись после долгой погони северский князь узнал, что Юрий Владимирович через брата Вячеслава просит уже мира у Изяслава и что черниговский тысяцкий Азарий слов на ветер не бросал, грозя расправой. Он действительно пытался пресле-довать Святослава, но не догнав самого князя, пленил двух его ближних бояр и тут же произвел над ними расправу, отрубив головы и отправив их, кровоточащие, северскому князю в виде своеобразного подарка в кожаном мешке.
«Предерзкий раб, — выругался Святослав тогда, — ты меня еще по-помнишь»! Однако угрозы угрозами, и осуществятся ли они, а если и осуществятся, то когда, не так это заботило северского князя, как та реальная опасность остаться один на один с Изяславом Мстиславичем. Примирившись с Юрием, тот развязал себе руки для похода на Новго-род Северский и другие волости княжества Святослава. «Придется при-миряться с Изяславом Давыдовичем, — с горечью мыслил Святослав Ольгович, пробираясь с остатками своей дружины окольными путями в родной удел, — обещая ему не заявлять своих прав на Чернигов».
Незадолго до роковой битвы на Руте Владимир Давыдович заве-щал, что в случае его смерти, Чернигов отойдет к Святославу, как более старшему в их роду. Теперь необходимо было решать: искать мира, ус-тупая Изяславу Давыдовичу черниговский стол, или же искать стол, который Изяслав добровольно все равно не уступит, и при этом иметь во врагах не только киевского князя, но и двоюродного брата. Выбор, как видим, был невелик.
Прибыв в Новгород Северский, смыв в бане пыль и усталость, Свя-тослав Ольгович первым делом собрал думу из оставшихся в живых бояр, сына Олега и племянника Святослава и объявил им о своем реше-нии искать мир с черниговским князем. «Если с обоими Изяславами мира искать не получается, то поищем хотя бы с одним, с Давыдови-чем», — заявил он думцам. Те, не менее князя поиздержавшиеся от не-удачного похода на Киев, были не только согласны, но и рады. Многие вызвались отвезти в Чернигов княжеское послание. Князь поблагодарил думцев за их понимание и отпустил. Сам же сел за написание послания, которое надобно было сочинить так, чтобы и своего достоинства не уронить, и Изяслава пуще прежнего не обидеть, и мир учинить, и даже кое-что в волостях выиграть. Дело было непростое, но северский князь надеялся с ним справиться.
«Брат, всякая война продолжается до мира, а мир стоит до войны — такими словами начал Святослав Ольгович свое послание. — Мы ведь братья, но воюем между собой, как враги лютые. А за что воюем, сами не ведаем. Ныне же просим тебя, брат, оставить нелюбовь и вражду и быть в мире и любви. Ведь нам, видит Бог, делить нечего. Мы имеем области раздельные: я — область отца моего Олега, ты — область отца твоего Давыда. Потому ты с племянниками твоими, детьми покойного ноне Владимира, возьми всю область отца твоего, а я с племянником и детьми возьму область отца моего. Если мы так разделимся по правде и справедливости, то вражды между нами уже быть не должно. Нет на то причины».
Следующим утром молодые князья Святослав Всеволодович и Олег Святославич в сопровождении двух бояр и двух десятков младших дружинников уже держали путь к Чернигову. Сам северский князь не поехал, решив, что пора детей своих к посольскому делу приобщать. Впрочем, всем исполнителям его воли, и князьям, и боярам, он строго-настрого приказал в переговорах с Изяславом Давыдовичем держаться послания, ни на какие уступки не идти.
Как и следовало ожидать, Изяслав Давыдович с доводами север-ского князя согласился. Радуясь тому, что ему теперь можно не опасать-ся за черниговский стол, он отдал северскому князю некоторые ранее спорные волости, а еще обещал выступить посредником в переговорах Святослава Ольговича с киевскими князьями Изяславом Мстиславичем и Вячеславом Владимировичем о мире. А мир этот ох как был нужен. Требовалось и дружину новую набрать, и порядок в земле после поло-вецкого набега урядить. А княжество за последние годы уж очень обез-людело. Княжеские распри порядку да умножению смердов-землепашцев совсем не способствовали.
Изгнав Юрия Владимировича в Суздаль с клятвенным обещанием больше никогда киевского стола не искать, выслав Глеба Юрьевича из Переяславля в Городец, киевские князья теперь думали, как наказать Владимирка Галицкого. Некоторую опаску для них представлял Свято-слав Ольгович, поэтому с походом на Галич они временно воздержива-лись, ссылаясь с венгерским королем и прося у него помощи. Когда же из Чернигова прибыл князь Изяслав Давыдович и завел речь о примире-нии с северским князем, то и Вячеслав Владимирович и Изяслав Мсти-славич сему изрядно обрадовались. Руки у них были теперь полностью развязаны. Можно было идти на Владимирка, не опасаясь оставить дру-гого недруга у себя в тылу. Впрочем, прежде чем пойти в поход на Га-лич, Изяслав Мстиславич нанял половцев и спалил с ними Городец, чтобы Юрию негде было зацепиться в случае, если он вдруг нарушит клятву. Глеб Юрьевич ушел в Суздаль, а жителей Городца киевский князь развел по разным городам. Во время разорения этого града, мни-мого оплота суздальского князя в земле Русской, в пожаре пострадала и божница Михаила.
Однако поход вновь не состоялся по причине того, что в Киеве не-ожиданно умерла супруга Изяслава Ирма, получившая в православии имя Ирины. Еще будучи принцессой одного из воинственных немецких родов, она была сосватана за Изяслава, находившегося тогда с отцом Мстиславом Владимировичем в Новгороде. К ее сватовству, как сказы-вали знающие люди, приложила руку мать Изяслава, Кристина. Именно она через своих шведских и датских родственников, имевших связи с лучшими дворами немецких герцогов и курфюрстов, и высватала для сына эту немецкую принцессу. Ирма родила Изяславу трех сыновей, Мстислава, Ярослава и Ярополка, а также дочь Милораду. И здесь сле-дует отметить, что Ирма была не первой немецкой принцессой, выдан-ной замуж за русского князя. Первой путь к ложу русского князя прото-рила Ода, сестра немецкого епископа Бурхарда Трирского, ставшая же-ной Святослава Ярославича и бабушкой Святославу Ольговичу Север-скому. Требовалось с подобающими почестями предать тело княгини земле. А также дать некоторые указания брату Ростиславу Смоленско-му, остающемуся оберегать земли Киевского княжества со стороны Суздаля и Ростова. Кроме того, поджидали дружины Изяслава Черни-говского и Святослава Всеволодовича, решившего на этот раз попытать воинского счастья уже на стороне своего вуя, чтобы хоть как-то «зала-тать дыры» в своей небольшой казне по содержанию личной дружины. Северский князь племяннику не препятствовал, только призывал к бла-горазумию на поле сражения. Сам же он от похода уклонился, сослав-шись на малочисленность дружины, на прибытие к нему послов из По-лоцка. При этом Святослав Ольгович нисколько не лукавил: к нему дей-ствительно прибыли послы от юного Глебовича, поставленного вечем князем вместо Рогволода Борисовича, изгнанного со стола и содержа-щегося под стражей в Минске. «Будь князю нашему во отца и обороняй нас, — просили послы, — а мы клянемся быть тебе послушными».
Это обращение полоцких бояр и лучших людей льстило самолю-бию Святослава, однако он честно сказал, что сам стеснен и вряд ли сможет в полной мере отвечать их чаяниям. Ведь чтобы при нужде при-быть с дружиной в Полоцкое княжество, ему необходимо было пересечь земли Смоленского. А там, как известно, княжит брат Изяслава Киев-ского, с которым отношения северского князя почти всегда враждебны. Поэтому Ростислав Мстиславич Смоленский может и не пропустить его дружину. Но послы заверили его, что они это знают, учли и уверены, что Святослав Ольгович сможет. «Хорошо, — согласился Святослав, — будь по-вашему». А почему, в самом деле, не быть? Требуют-то немно-го: всего-то стать «в место отца» их юному князю. Выбору же полоцко-го боярства, как видно, послужило замужество дочери Святослава Оль-говича Анастасии.
Как только киевские полки Изяслава Мстиславича направились в Галицкую землю, то по дороге к нему стали прибывать дружины союз-ных ему князей. Из Дорогобужа прибыл его родной брат Владимир Мстиславич. Из Луцка спешил двоюродный Владимир Андреевич. Во Владимире Волынском к его войску добавились полки брата Святопока Мстиславича и сына Мстислава. Самих же этих князей Изяслав Мсти-славич направил в качестве послов: Мстислава к королю Гейзе, а Свя-тополка — к польскому. Галицкий князь Владимирко, сведав от своих лазутчиков о приближении войск Изяслава к его границам и не имея поддержки от Юрия Владимировича Суздальского, обратился за помо-щью к болгарам и сербам, от которых и получил до 70 тысяч войска. И хотя все эти сведения до северского князя доходили отрывочно и с не-которым опозданием, он понимал, что вскоре на просторах Галицкого княжества развернется невиданная до сей поры битва с участием многих народов. И ему, оставаясь сторонним наблюдателем, было интересно знать, чем все это закончится. Иногда он делился своими размышле-ниями с сыном Олегом и княгиней. Олег считал, что победит в этой битве Изяслав Мстиславич, собравший чуть ли не всю Русь для этого похода. А княгиня крестилась и откровенно радовалась, что муж ее в ней не участвует. «Не нами это тесто замешивалось, не нам и калачей пробовать, — степенно рассуждала она. — Нам надо Марию да сыночка Игоря поднимать, на ноги ставить». — «Поставим, — отвечал он. — При-дет время — и поставим… если Господу то будет угодно». — «Бог забо-той своей не оставит ни детей ни тебя, князь, — заявляла на это княгиня. — Лишь бы друг твой и сват наш Юрий Владимирович опять в новую склоку не вовлек… Чует сердце — вовлечет! И так что-то давно не бес-покоил». — «Так замирился он… крест целовал, клятву давал…» — «Ты уж извини, — усмехнулась с горечью Мария, — да клятвы князей, что девичьи слезы. Час не пройдет, как о них забыли».
Княгиня Мария словно предвидела: Юрию Суздальскому надоело спокойно сидеть в своей вотчине. Решил воспользоваться отсутствием в Киеве Изяслава и овладеть вновь киевским столом. Правда, там был его более старший брат Вячеслав, но, зная о мягком сердце последнего, Юрий надеялся, что тот уступит ему Киев. Чтобы как-то оправдать пре-ступление клятвы, данной Изяславу и брату, решил воспользоваться оплошностью киевских князей при разрушении его Городца, обвинив Изяслава в умышленном сожжении божницы Михаила. Одному было идти несподручно — все-таки Киев! Призвал с собой рязанских князей, но те поспешили уведомить об этом Изяслава, послав к нему нарочного, а с ответом самому Юрию Владимировичу тянули, как могли. Север-скому князю суздальский заранее о своих намерениях не сообщил и, уже находясь в походе у Глухова, поставил его перед свершившимся фактом. Хочешь, не хочешь, а встречай дорогого гостя.