Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
От этих сладких воспоминаний быстрее застучало сердце — позади столько лет замужней жизни, а она всё ещё, как молодая, волнуется при одной мысли о нём, ждёт его, радуется, что чувства их взаимны.
Сегодня, пожалуй, в первый раз за последние годы она не поехала с мужем на охоту — накануне простыла. И ещё что-то смутно беспокоило... Так уже не раз бывало в прошлом, когда приближалось расставание с мужем.
Не могло ли что-нибудь произойти на охоте?
Ратай Второй поднял голову, заворчал. И сразу же раздался стук в дверь.
— Кто там? — спросила княгиня.
Вошёл дворский.
— Матушка княгиня, прискакал гонец от епископа
— Пригласи, — распорядилась княгиня.
«Почему гонец от епископа?» — подумала Мария. Впрочем, ничего особо удивительного в том нет. И Святослав, и она поддерживали с Черниговским епископом Антонием, константинопольским греком, всё ещё не привыкшим к дикой Руси, добрые отношения, делали ему подарки, при встречах долго беседовали на его родном языке о книжной премудрости и таинствах веры.
Дворский ввёл гонца. Это был молодой сухощавый чернец. Он уже успел стянуть зипун, и мятая ряса болталась на тощем теле — видимо, в пути он подоткнул её, чтобы не забрызгать. Красное, обветренное лицо заляпано грязью, в руках кожаная сума, тоже мокрая и грязная.
Ратай Второй заворчал громче. Княгиня погладила его, сказала: «Сидеть!» — и, обратясь к дворскому, распорядилась:
— Возьми у него письмо и вели накормить.
Но чернец не отдал послание дворскому, а, поклонившись, протянул княгине свёрнутый лист пергамента, запечатанный восковой печатью, и сказал:
— Его преподобие велел на словах дополнить после того, как князь прочитает.
— Князь на охоте, — сказала княгиня, вскрывая послание.
У Святослава не было от неё тайн.
Писано было на греческом: «Старый князь умер. Дружина разбросана по городам. Вдова послала за Олегом, а сама сидит с детьми в потрясении и ничего не делает, хотя вся казна у неё. Поспеши, Олег далеко, ещё не приехал, успеешь — заключишь с ним соглашение и продиктуешь свою волю».
«Вот оно... предчувствие... Надо собрать дружину, полк, пригнать коней из табуна...» — озабоченно думала княгиня, одновременно отдавая распоряжения:
— Никому ни слова о гонце. Поесть ему принесёшь сам. Сюда.
Дворский вышел.
— Рассказывай, — приказала она.
Чернец поведал, что великий князь Черниговский, как сам себя стал именовать Святослав Олегович, простыл в среду. Вечером он попарился, ему полегчало, однако в пятницу, к ночи, опять занедужил и в субботу, 15 февраля 1164 года, преставился. Вдова, послав к старшему сыну Олегу гонца, решила по совету ближних бояр утаить от всех смерть мужа, дабы сын успел приехать раньше других и занять Черниговский стол. Епископ Антоний привёл к присяге всех бояр, взяв с них слово никому не говорить о смерти князя, и паче всего Святославу Всеволодовичу. Такова была воля вдовы. Но сам его преподобие рассудил, что племяннику надлежит знать о смерти дяди, и послал чернеца, поелику присягу вдове лично не приносил.
Рассказ чернеца мало что добавлял к письму. Интересно, что имел в виду многоумный грек, когда писал, что казна вся у вдовы?
Дворский принёс чернецу поесть и тут же ушёл. Чернец тихонько устроился на дальней от очага лавке и стал бесшумно есть. Ратай Второй настороженно поглядывал в его сторону...
Княгиня смотрела в перебегающие синенькие огоньки на углях в очаге. Внезапно ей представилось, как мчится муж во главе дружины в Чернигов по слякотной февральской дороге, и она подумала, что ей не хочется никуда уезжать из Новгорода-Северского, что она была счастлива здесь эти семь лет, отдохнула душой за все предыдущие годы бесконечных переездов, вечных выгадываний и высчитываний мужа — за кого меч поднять, кому крест целовать, кому покаяние принести...
А здесь наконец они смогли заняться строительством. Всё пришлось возводить заново — и собор, и новые стены, и даже княжеский дворец. Сидевший до них на Северском столе Святослав Олегович больше ездил по дворам князей, предлагая себя и свою дружину, и наконец связал судьбу с Юрием Долгоруким.
Юрия при жизни Мария не жаловала. От него шла вечная смута на юге и опасность на севере: разраставшаяся империя Долгорукого втягивала в свои границы княжества, и ей противостояли лишь Новгород Великий, Псков да Полоцк...
Но дело сейчас не в этом. Дело в другом: задержись на несколько дней Святослав — и успеет Олег, сын Святослава Олеговича, сесть на Черниговский стол. И они останутся здесь, в тишине и удалении от бурных событий, что происходят вокруг Киева и Чернигова. Опять потекут спокойные, радостные дни, опять сможет она замысливать вместе с мужем возведение новых соборов или собирать певцов со всех княжеств — как дружинных, так и бродячих — устраивать состязания... Играть в шахматы и каждый день, хоть немного, а сидеть с мужем в этой палате у очага, говорить о прожитом, загадывать на будущее... Просматривать и читать переписанные писцами новые книги, обсуждать с изографами заставки и буквицы... Уже пятеро писцов каждодневно трудятся над расширением библиотеки, и скоро достигнет она размеров полоцкой. Жаль, не владеют переписчики латынью... А как хорошо летом уезжать с детьми, с няньками, мамками, холопами в недавно отстроенный загородный дом, что стоит на берегу Десны...
Стоит только на несколько дней задержать послание, и не успеет муж к Чернигову, захватит Олег стол, укрепится, получит благословение великого Киевского князя... И останутся они в Новгороде-Северском, и окажется её муж, старший теперь в роду Ольговичей, вассалом младшего Олега.
Простит ли он её? А если простит, то забудет ли? Да и сама она простит ли себе, что встала поперёк давних стремлений мужа, ради которых столько уже выстрадано, столько пройдено? Не во имя ли этой цели — возвращения Черниговской отчины — двадцать лет копил Святослав казну, приблизил мудрого и ловкого Якима? Не ради ли этой цели помог Якиму, и тот из простого киевского менялы и ростовщика превратился в одного из вящих торговых гостей киевских, чьи лодии ходят по Днепру через пороги в Черемное море и оттуда через ромейские проливы в Салоники, на Кипр и даже в Венетию? Яким состарился, но его сыновья разлетелись по всем крупным городам земли Русской... Богатеют сами и, как хлопотливые пчелы, несут богатство в казну князя... А ради чего не единожды становился он клятвопреступником, забывая о спасении души? Одиннадцать раз её муж нарушал крестное целование, каждый раз делая маленький шажок к новому столу. И что же, теперь остановиться?
Она решительно хлопнула в ладоши. Мгновенно появился дворский, будто ждал её зова за дверью.
— Немедля пошли гонца вдогон князю. Пусть скачет, не жалея лошадей, и передаст ему послание епископа. — Она отдала дворскому письмо, добавив: — И чтобы пуще головы берег это. А сам вели готовить всё к большому походу. Иди.
Когда через день вернулся Святослав, взвинченный, с горящими глазами, лихорадочным румянцем нетерпения, и увидел, что войско собрано и к походу готово, он расцеловал княгиню Марию: