Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
— Значит, ты полагаешь, боярин, что завет Мономаха «Каждый да держит отчину свою» и по сию пору незыблем? — задал вопрос Пётр, явно желая спровоцировать дворского на откровенность.
— Э, боярин Пётр, не след со мной хитрить, ибо знаем мы с тобой оба, что незыблема токмо истина, а заветы, они для каждого времени иные. Будь сегодня Мономах жив, я полагаю, он дал бы другой завет.
— Какой же? — улыбнулся Пётр.
— Возможно, он бы сказал: «Каждый да изукрасит отчину свою». Потому что, ежели каждый князь станет полновластным государем в своей земле, кем тогда окажется великий князь Киевский? — сказал Рогуйло.
Пётр и сам
— Владимир Мономах женился на Гите Английской. К тому времени английский престол уже перешёл к Вильгельму Завоевателю. Он подчинил себе все: и саксонских властителей, и английских, и пиктских, и велшских — и стал единым государем. Но дело не только в том. Он оставил трон старшему сыну, а не стал делить графства — по-нашему, княжества — между детьми, ослабляя королевство.
— Откуда тебе всё это известно, боярин? — спросил Рогуйло.
— Мой дед был ближним боярином Мономаха и одно время много беседовал с княгиней Гитой. А она не упускала ни одной возможности расспросить гостя из северных стран o делах на родине. Во Франкском королевстве царит принцип: вассал моего вассала — не мой вассал. А в Английском королевстве все землевладельцы — вассалы короля. Иными словами, подчиняются в военных делах только ему, только королю.
— А откуда ты о Франкском королевстве знаешь?
— Прабабка нашего князя Анна, дочь Ярослава Мудрого, была королевой франков. С тех пор в великокняжеской библиотеке хранятся книги о праве — от Салической правды [48] и до наших дней.
— Не знал, боярин...
— Надо только проявить любознательность.
— А у меня голова от своих дел пухнет.
— Может статься, что и эти дела своими окажутся, — многозначительно протянул Пётр. — Для князей выгодна княжеская лествица, а для бояр — один великий князь важен.
48
Салическая правда, или Салический закон — сборник обычного права франков, записана в начале VI в.
— Коли мечтать, так уж о том, что делается в Господине Великом Новгороде, где бояре с недавних пор по своей воле князя приглашают. Однако замечтались мы с тобой, занеслись в заоблачные выси в погоне за журавлём.
— Вернусь из Чернигова, буду рад видеть тебя в своём доме, боярин.
— Благодарствую. Ты когда едешь? — спросил Рогуйло.
— Прямо сейчас. Что время терять?
— Кланяйся от меня князю Святославу.
Они расстались, довольные друг другом.
Пётр почувствовал, что приобрёл могущественного союзника из числа высшего киевского боярства.
Дворский понял, что может рассчитывать на благосклонность возможного великого князя Киевского. А ларец с жемчугом... Не в ларце дело. Вот бы понять, откуда у князька из Новгорода-Северского такие ларцы в Киеве?
С этими мыслями дворский Рогуйло удалился в свою опочивальню.
Посла великого князя боярина Петра князь Олег принял в тронной палате большого черниговского дворца, однако сесть на высокий княжеский стол перед послом не посмел, расхаживал нервно, оглядываясь на младших братьев Игоря и Всеволода.
Бояре сидели на лавках вдоль стен, сумрачные, молчаливые, ближе к княжескому столу — седые мужи покойного князя Черниговского, подальше от стола — молодые, Олеговы.
Идя навстречу князю, Пётр почувствовал, что единства в боярах нет. Всей кожей ощутил царящую в них напряжённость, нарастающее волнение и понял, как это можно использовать...
Все обязательные слова приветствия и соболезнования от имени великого князя и от своего имени он произнёс почти не думая — не первый год ездил с дипломатическими поручениями. Пока говорил, изучал лицо молодого князя: характером слабоват, заносчив, щеголеват — отец недавно помер, а на руках перстни сверкают, как у бабы, и пояс не сменил, оставил красный, изукрашенный самоцветами...
Наконец Пётр перешёл к главному:
— Великий князь моими устами выражает удивление: неужто не чтит князь Олег Святославич лествичное право, принятое единой семьёй потомков славного Рюрика?
Начало было громким, но Пётр полагал, что с подобным человеком только так и следовало говорить.
— Смерть твоего отца Святослава Олеговича, младшего из сыновей доблестного Олега, согласно лествичному праву, нынче выводит вперёд потомков старшего сына Олега — Всеволода, из коих первым является Святослав Всеволодович. За ним наступит черёд его младшего брата Ярослава, и только потом это право перейдёт к тебе и твоим братьям.
Лицо Олега выражало растерянность, глаза беспомощно бегали, словно ждал он, что кто-то сейчас встанет и скажет такое, что развяжет узел, затянутый этим велеречивым киевским боярином на его шее.
Зато средний брат, княжич Игорь, тринадцатилетний подросток с резкими чертами лица, насупленными чёрными бровями и горящими глазами, играл желваками и еле сдерживался.
«С этим посложнее будет, когда вырастет. В нём уже чувствуется боец», — подумал Пётр.
Под стать брату был его погодок Всеволод, не по годам широкоплечий, с явными чертами степняка в лице, унаследованными от бабушки-половчанки. Он стоял набычившись, опустив глаза.
Боярин продолжал говорить...
Собственно, ничего нового для присутствующих речь его не содержала, тем не менее прописные истины лествичного права надлежало вбивать в их сознание, как гвозди, ещё и ещё раз:
Так повелевает древний обычай, так полагает великий князь, так, надеюсь, рассудишь и ты, князь Олег, и не станешь сеять раздор и усобицу в славной и могущественной семье Ольговичей, нарушая порядок на ступенях бесспорной лествицы. В свою очередь, князь Святослав не отступит от обычая предков и выделит двоюродным братьям столы в пределах великого княжества Черниговского, достойные каждого из молодых князей, — боярин сознательно назвал княжество великим, как делал это почивший в бозе Святослав Олегович, — дабы не было в семье изгоев и обиженных, так что смогут вельмии мужи и дружины сесть со своими князьями на сытные земли, а прославленные черниговские бояре, верные други усопшего, всегда найдут понимание и любовь в князе Святославе, вступающем уже в свои седины и умудрённого опытом жизни. — Пётр заметил, как зашевелились, переглядываясь, черниговские бояре, и понял, что его слова упали на почву, унавоженную ревностью к молодым мужам Олега. — Великий князь полагает, что обычай, разум, родственные чувства подскажут правильное решение, и просит вас всех подумать в тиши до утра, ибо, как все мы знаем, утро вечера мудренее.