Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
Вечером примчался гонец от Святослава. Письмо было коротким и дышало уверенностью:
«Стою под стенами. Бояре и вельмии мужи черниговские текут ко мне вешней водой».
Мария опустилась на колени перед образами.
— Спасибо тебе, Господи, за добрую весть...
Как ни стремительно мчался Святослав к Чернигову, Олег успел опередить его, приехал и затворился в городе.
Князь встал у стен лагерем, надёжно перекрыв все ворота, и послал глашатая к стене со словами:
— Отвори, и договоримся. Не навлекай на город осаду и
Пока глашатай ездил под стенами, выкрикивая послание, предназначенное в основном для ушей горожан, Святослав призвал к себе Ягубу.
— Выдюжишь ли ещё одну ночь в седле? — спросил он.
— В Киев, князь?
— В Киев. К Петру. С письмом и просьбой. Знаю, что не ладите вы с ним, вернее — ты не ладишь с ним, но другого человека, кому могу довериться, нет у меня.
— Разве я сказал «нет», князь? — улыбнулся Ягуба.
Пока он ел, Святослав подробно растолковал ему всё, что надлежало сделать в Киеве, и написал короткое письмо.
Всю дорогу — от Чернигова до Киева — Ягуба гнал бешеным галопом, пересаживаясь с одного коня на другого. Только миновав городские ворота, он поехал шагом. Спешился у высокого нового, не успевшего ещё потемнеть забора, постучал тяжёлым кованым кольцом в глухую дверь. В окошко выглянул сторож, узнал, отворил калитку, впустил Ягубу и меченошу. Не успел Ягуба подойти к красному крыльцу, как на верхней ступени появился Яким. Сегодня в нём мало бы кто узнал того армянина-менялу, что помог когда-то Святославу. Седой, но по-прежнему с острым, умным взглядом немного грустных глаз, Яким встретил гостя приветливой улыбкой.
— Рад видеть тебя, боярин, в добром здравии, — поклонился он и повёл Ягубу в дом.
Ягуба ещё не был боярином. Воеводой бывал. Но, проиграв несколько битв, больше воинских поручений от князя не получал, а остался при нём в странном качестве то ли старшего дружинника, то ли милостника [47] , надзирающего над дворскими и тиунами, ведающего всем и ничем.
Вот и теперь, в сорок лет, пришлось ему, словно юнцу, скакать в Киев. И хотя Ягуба отлично понимал всю важность порученного ему дела, всё в нём протестовало. Так или иначе, ему придётся встретиться и разговаривать с Петром и от имени князя выступать просителем перед молодым великим боярином. Потому и приехал Ягуба к Якиму, что не хотел вопреки повелению Святослава вести переговоры с Петром, а задумал проделать все при посредстве мудрого армянина, с которым давно уже нашёл общий язык и общие интересы.
47
Милостник — приближенный, любимец.
В обращение «боярин» купец вкладывал не столько лесть, сколько искреннее уважение и уверенность, что не сегодня, так завтра станет Ягуба боярином.
Заметив, что Яким вполголоса отдаёт распоряжения холопам, Ягуба одним словом отвёл весь сложный и долгий ритуал приёма гостя:
— Потом... — И тяжело сел на лавку.
— Яким сразу же всё понял и отпустил челядь.
— Святослав Черниговский преставился...
Яким перекрестился.
— Мир его праху...
— Вдова три дня не сообщала никому, и Олег Святославич успел запереться в Чернигове.
Яким кивнул.
— Наш Святослав осадил Чернигов. Известно ли о том в Киеве?
— Нет.
— Думаю, никто меня обогнать не сумел. Так что в Киеве получат известие лишь завтра... — Ягуба помолчал, потом добавил: — Я без сил... Не для моего возраста такая скачка. А князь просил переговорить с боярином Петром.
Яким мгновенно понял и спросил:
— О чём его просить?
— Чтобы Пётр сегодня же изыскал возможность изложить великому князю доводы в пользу Святослава и подкрепить их богатыми дарами, кои мы с тобой выберем в твоих сундуках. Дары, достойные великого князя...
— И князя Святослава, — добавил Яким. — Сам ты, боярин, к Петру Бориславичу идти не хочешь?
— Сам знаешь, зачем спрашиваешь! — резко оборвал его Ягуба.
— Як тому, боярин, — спокойно продолжал Яким, — что Пётр Бориславич непременно догадается, кто прискакал от князя, и спросит, почему не ты пришёл к нему.
— Возраст мой таков, мог и без сил упасть у твоего порога.
— Нужно ли самому Петру Бориславичу подарки нести?
— Не узнаю тебя, Якимушка, — с усмешкой протянул Ягуба.
— Моё дело спросить, — сказал Яким. — А ежели великий князь спросит, кто их успел доставить Петру?
— Он спросит Петра, Пётр и ответит. — Ягуба стал раздражаться.
— Ты, боярин, почти два дня скакал сюда, так ведь?
— Ты это к чему?
— К тому, что на всякий вопрос нужно иметь готовый ответ. У тебя на это два дня было.
«Да, засиделся я в глухом Новгороде-Северском, отвык от умных бесед», — подумал Ягуба, а вслух сказал:
— Что думаешь предложить для подарка?
— Дарить всего лучше жемчуга или самоцветы. Есть у меня ларец рыбьего зуба, насыпем туда доверху скатного жемчуга... И красиво, и дорого.
— Не слишком ли дорого?
— Не дороже Черниговского стола, боярин.
— Не зови меня боярином! Не вышел я рылом! — рассердился Ягуба.
— Зря так говоришь. В русском языке есть слова получше.
— Ты их знаешь? — с вызовом спросил Ягуба.
— Конечно. Лучше сказать «ещё не дорос». И думается мне, что ты как раз дорастёшь после восшествия Святослава Всеволодовича на Черниговский престол. Хотя самую трудную часть дела выполню я. — И, пустив эту слегка отравленную язвительностью стрелу, Яким ушёл.
Несмотря на поздний час, боярин Пётр Бориславич без промедления принял Якима.
Боярин работал на ромейский манер, сидя за столом в высоком жёстком кресле, и писал. Увидев Якима, он встал, пошёл ему навстречу, тепло поздоровался. Были они знакомы ещё со времён княжения Святослава на Волыни. И позже боярин прибегал к помощи Якима, уважая в нём тонкого знатока красивых вещей и ловкого, оборотистого менялу, а потом и торгового гостя. И ещё их сближала любовь к книжной мудрости. Говорили они обычно по-гречески, что облегчало изложение и практически избавляло от опасности подслушивания.