Святославичи
Шрифт:
– Но почто отпускаешь ее одну, без детей, иль сердца у тебя нет, Изяслав?
– Доколе ты будешь встревать в дела мои, княгиня?
– повысил голос Изяслав.
– Я над решениями своими господин, а сердечными делами мне заниматься недосуг. Сказано без детей, значит, так тому и быть!
Тон Изяслава вывел Гертруду из себя.
– Если сердцем тебе размыслить недосуг, то ты хоть умом своим пораскинь, свет мой. Ты от одного Ростислава насилу избавился, а тут сразу трое Ростиславичей взрастут тебе на погибель. Придет срок, каждый из них княжеский стол себе требовать начнет. Не с кого-нибудь - с тебя!
– Гертруда гневно ткнула
– Иль мало тебе племянников, оставшихся на твое попечение после смерти братьев твоих Игоря и Вячеслава! Им ведь тоже уделы дать придется, если, конечно, раньше не дать им яду.
– Что ты мелешь, безбожница!
– вскричал Изяслав.
– Какого еще яду?! Убирайся!
– У тебя у самого три взрослых сына, - упрямо продолжала Гертруда, - не о себе, так о них хотя бы подумай. Не братьями вырастут для сыновей наших Борис Всеславович,
Давыд Игоревич и Ростиславичи, но злейшими врагами. Разденут, растащат они всю Русь себе на уделы!
– Замолчи, женщина!
– Изяслав угрожающе поднялся из-за стола.
– Хоть и не люб был мне Ростислав, детей его я от себя не отрину, ибо с рожденья они обрели веру православную и как князья будущие укрепят древо Ярославичей. А уделов Руси всем князьям хватит.
– Скажи хоть, боярин, князю своему, что хлебнет он лиха с племянниками своими, - обратилась Гертруда к Коснячко, - обернется его нынешнее глупое благородство потоками крови в недалеком будущем.
Коснячко захлопал глазами, не зная, что сказать. Перечить князю он не смел, а противиться воле княгини боялся. Да и не обращалась Гертруда к нему за помощью до сего случая ни разу.
Выручил воеводу Изяслав, который выставил-таки жен за дверь.
– У братьев моих жены как жены, а моя как ворона все крови ждет!
– посетовал Изяслав наедине с Коснячко.
– Твоя-то женка, говорят, тоже норовистая. Так, воевода?
– У-у, княже, палец в рот не клади!
– усмехнулся Коснячко.
Изяслав засмеялся и похлопал Коснячко по плечу: приятно сознавать не на себе одном Божье наказание, а иначе злонравие своей жены Изяслав и назвать не мог.
Гертруда отплатила мужу той же ночью, не впустив к себе в спальню. Тогда Изяслав велел дружинникам седлать коней и по ночной дороге поскакал в Вышгород.
«Глупая гусыня тщится досадить мне и сама не ведает, что для меня ее ласки хуже потных дней, - думал Изяслав, усмехаясь.
– Иль не найду я телесной утехи с той, что и помоложе, и побелее…»
Когда неожиданно девять лет тому назад скончался в Смоленске брат Изяслава Вячеслав, вдову брата Эмнильду Изяслав вместе с сыном поселил в Вышгороде.
Эмнильда была дочерью маркграфа саксонского Отона. Была она и глуповата, и простовата. Вся какая-то бесцветная: белокурые волосы, светлые брови, бледный цвет лица, серые глаза с грустинкой… В присутствии Изяслава Эмнильда часто терялась, заливаясь краской стыда, голос был тихий и покорный. Улыбалась она редко, смеялась еще реже, но тот, кто хоть раз слышал ее смех, уже не забывал его никогда. Смех Эмнильды был по-детски заливчатый, будто колокольчик звенел.
Мужа своего Эмнильда любила очень сильно и, когда его не стало, всю свою любовь перенесла на сына Бориса, которого втихомолку называла Михелем. Мальчик норовом и статью пошел в отца-русича, от матери-немки унаследовав лишь белокурые волосы и серые глаза. Изяслав, взявший опеку над племянником, подыскал Борису опытных воспитателей и даже нашел дружков для детских
Любовная связь Изяслава с Эмнильдой возникла внезапно и толчком к этому послужил нелепый случай.
Как-то осенью уже по окончании годового траура Эмнильды Изяслав приехал в Вышгород, в окрестностях которого любил охотиться на туров. Охота в тот раз была неудачной. Уставший, промокший под дождем князь выплескивал свое раздражение на рабынь, прислуживавших ему за столом. Эмнильда как хозяйка дома старалась изо всех сил, угощая Изяслава и его свиту. Чтобы сделать Эмнильде приятное, Изяслав отправился вместе с ней взглянуть на спящего Бориса, которому тогда только исполнилось семь лет. Затем Изяслав направился в опочивальню, наказав Эмнильде, чтобы она прислала к нему рабыню с сосудом вина, указав, какую именно. Эту девицу Изяслав заприметил сразу, едва та появилась в пиршественном зале.
Что случилось потом, всегда вызывало у Изяслава улыбку и одновременно приятные воспоминания.
Изяслав еще не ложился, хотя был уже в одной исподней рубахе. Стоя у стола спиной к двери, он снимал нагар со свечи. Язычок пламени колыхнулся, когда дверь тихо отворилась и кто-то бесшумно переступил через порог. Изяслав, не оборачиваясь, велел вошедшей рабыне поставить сосуд с вином на скамью возле кровати и раздеться самой. Он слышал, как та торопливо снимает с себя одежды, как звенят, падая на пол, височные кольца и браслеты. Князь нарочно не оборачивался, чтобы не смущать рабыню. Перед этим она с таким смущением осушила кубок пенного меду. Видать, еще не привыкла к вниманию знатных мужей.
Так же не оборачиваясь, Изяслав приказал рабыне запереть дверь на задвижку.
Когда щелкнула деревянная щеколда, Изяслав повернулся и обомлел - перед ним стояла обнаженная Эмнильда!
То ли по недалекости своей, то ли из излишнего желания угодить великому князю, но оказалась Эмнильда на месте наложницы-рабыни, как обычно, не смея ни взглянуть на Изяслава, который к тому же был старше ее на тринадцать лет, ни возразить ему даже в такой ситуации.
Изяслав после выпитого недолго колебался.
«Чему быть, того не миновать!» - успокоил себя князь, заваливая белокурую немку на ложе.
Эмнильда отдалась ему без сопротивления и без слез, словно сама давно жаждала этого. Изяслав, привыкший к неподатливости своей супруги, которая проявлялась даже в постели, был просто очарован той покорностью, с какой Эмнильда позволяла ему вытворять с ее телом все что угодно.
После этого случая Изяслав стал чаще наведываться в Вышгород.
Днем на глазах слуг и свиты между ним и Эмнильдой все было пристойно. Изяслав уделял внимание не столько ей, сколько племяннику Борису. Но едва наступала ночь…
Из бояр Изяславовых об этой связи знал только Коснячко.
Природная робость Эмнильды и ее душевная простота делали ее непревзойденной наложницей. Она не требовала от Изяслава дорогих подарков, не ревновала его к другим наложницам, не устраивала сцен, если они не виделись слишком долго, не возмущалась, когда ее любовник требовал от нее ласк всю ночь напролет. Она всегда была готова к соитию даже в самом неподходящем для этого месте, стоило Изяславу изъявить желание. Сама того не сознавая, Эмнильда постепенно до такой степени приучила Изяслава к своему телу, что князь позабыл всех своих случайных женщин, охладел к супруге, которая позволяла себе надсмехаться над его мужскими способностями, и постоянно стремился к любовнице.