Святотатство
Шрифт:
— Счастлив вновь видеть тебя в Риме, Деций Цецилий, произнес Лизас, пожирая Гермеса похотливым взглядом.
Я не сомневался, что он ограничится только взглядами. Лизас был слишком хорошо воспитан, чтобы делать чужим рабам непристойные предложения.
— Но я вижу, ты буквально валишься с ног от голода, — продолжал египтянин. — Прошу, позволь мне излечить тебя от этого недуга.
Вслед за Лизасом я прошел в триклиний, где стоял стол, накрытый точно для небольшого пиршества. Время обеда еще не настало, но Лизас имел похвальное обыкновение постоянно держать наготове угощение для нежданных визитеров. Я наполнил тарелку копченой рыбой, маринованным языком и прочими деликатесами, которые надлежит есть холодными. Лизас последовал моему примеру, и мы, устроившись на тахте, приступили к разговору. Так как наша беседа не предназначалась для чужих ушей, Лизас отослал всех слуг прочь. Я поведал ему о том, что меня занимает, и жирный египтянин, отправляя в рот засахаренные финики, погрузился в задумчивость.
— Значит, Красс и Цезарь, — пробормотал он, пухлыми пальцами рисуя в воздухе какие-то затейливые фигуры. — Об этой парочке ходило много слухов.
— И какого рода эти слухи? — поинтересовался я.
— Ты помнишь тот год, когда Цезарь служил эдилом? — ответил Лизас вопросом на вопрос.
— Кто ж такое забудет? Он устроил самые пышные Публичные игры в истории Рима.
— Так вот, в то время ходила сплетня — повторяю, это была всего лишь сплетня, — что на уме у него были отнюдь не только гладиаторские сражения. Он замышлял устроить заговор, заключить союз с Крассом и совместными усилиями захватить власть. Ты помнишь, в тот год избранным консулам не позволили вступить в должность?
— Помню, — кивнул я.
В тот год консульские выборы выиграли Публий Атроний Пэт и Публий Сулла, племянник диктатора. Но прежде чем те вступили в должность, их обвинили в подкупе, и вместо них консулами сделали вторых претендентов.
— Так вот, по слухам, план Цезаря и Красса состоял в том, чтобы в новый год ворваться в сенат и убить всех своих врагов, собравшихся в одном месте, — продолжал Лизас. — Предполагалось, что Красс станет диктатором, а Цезаря сделает своим Повелителем лошади. Ну а Публий Сулла и Атроний станут наконец консулами.
— Скажу откровенно, эти слухи не представляются мне особо заслуживающими доверия, — заявил я. — Нет, я вовсе не считаю, что Цезарь и Красс не способны организовать заговор. Но планы их предстают слишком уж неправдоподобными. Ни у Цезаря, ни у Красса никогда не было многочисленных сторонников, а для того чтобы осуществить столь дерзкий замысел, требуется широкая поддержка. Конечно, Публий Сулла вполне мог стать их приспешником. Он достаточно глуп для того, чтобы ввязаться в любую авантюру. С тех пор как старый диктатор умер, все его потомки только и делают, что развлекаются участием в заговорах, обреченных на провал. Публий Сулла примкнул к заговору Катилины, и только заступничество Цицерона позволило ему выйти сухим из воды. Его брату повезло меньше — он был обвинен в государственной измене, хотя и сумел избежать казни.
— От казни его спасло лишь вмешательство Цезаря, верно? — вкрадчиво осведомился Лизас.
— Да, теперь, вспоминая события тех дней, я понимаю, что это было именно так. Вина Сервия Суллы была так велика, что казалось, сам Юпитер не сможет спасти его от возмездия. Но благодаря усилиям Цезаря смертная казнь для Сервия была заменена ссылкой.
«Да, это чрезвычайно подозрительно», — мысленно отметил я. И тут же напомнил себе, что не следует впадать в крайность и видеть заговоры повсюду.
— Нет, Цезарь и Красс мыслят слишком здраво, чтобы лелеять подобные безрассудные планы, — покачал я головой.
По губам Лизаса скользнула снисходительная улыбка человека, знающего жизнь куда лучше собеседника.
— В отличие от тебя, мой молодой друг, я в этом отнюдь не уверен, — протянул он. — Красс представляется мне человеком, одержимым честолюбивыми амбициями. Видеть, как слава и власть, которых он жаждал всеми фибрами души, достались Помпею, стало для него настоящей мукой. Что до Цезаря, он впустую провел лучшие годы своей жизни, не совершив ничего выдающегося. Все, что остается этим двоим, — напускать на себя величавый вид. Но их обоих такое положение ничуть не устраивает. На протяжении всей истории человечества подобные люди всегда свергали правительства и учреждали тиранию.
— Возможно, в греческих и азиатских государствах дела обстоят именно так, — возразил я. — Но не в Риме.
— Если ты думаешь, что Рим живет по иным законам, чем остальной мир, ты сильно ошибаешься, — усмехнулся египтянин. — Гай Марий и великий Сулла сделаны из того же теста, что и все прочие тираны. Да и Ромул мало чем от них отличался. Так вот, возвращаясь к Цезарю и Крассу, скажу тебе так — они могли строить самые безрассудные планы. А уж почему у них не хватило решимости их осуществить, нам знать не дано.
Лизас махнул рукой, словно утверждая, что вопросы власти находятся исключительно в ведении богов.
— Как говорится, дыма без огня не бывает, и слухи никогда не рождаются на пустом месте, — изрек он. — Просто в тот раз слухи остались слухами.
— А сейчас Цезарь так глубоко увяз в долгах, что у него остался один выход — отправиться в провинцию и ограбить ее дочиста, — вставил я.
— И этот выход не так уж плох, — заметил Лизас.
— Тогда почему он все еще в Риме? — спросил я.
Лизас пожал жирными плечами:
— Все, что я могу — угостить тебя очередной порцией слухов. И слухи эти утверждают, что кредиторы Цезаря не позволяют ему уехать, требуя гарантий, что все долги будут им выплачены.
— Такие гарантии им может обеспечить только Красс, — добавил я.
— Да, и вряд ли кто-нибудь другой захочет поручиться за Цезаря.
Поблагодарив Лизаса за вкусное угощение и содержательный разговор, я поднялся, чтобы уйти. Раб-египтянин привел в атрий Гермеса. Вид у мальчишки был ошарашенный.
— Мне показали крокодилов, — первым делом сообщил он. От него заметно попахивало египетским финиковым вином. — Один из этих страшилищ был размером чуть ли не с человека. Вот уж не думал, что на свете бывают такие громадные ящерицы.
— А ты видел, как их кормили?
— Нет, но на дне пруда я разглядел обглоданные кости. И кости эти здорово походили на человеческие.
— В следующий раз ты хорошенько подумаешь, прежде чем убегать, верно? — ухмыльнулся я.