Святой и грешница
Шрифт:
— Она сама нам расскажет, когда придет в себя. Она ведь очнется? — Маленькая женщина с невзрачными русыми волосами вопросительно посмотрела на хозяйку борделя.
Эльза пожала плечами.
— Этого я сказать не могу. — Она немного отодвинула одеяло. — Посмотри на синяки на шее и на виске. И в волосах есть кровоточащая рана. Кто-то ее душил, и она получила как минимум два удара по голове.
— Мне сходить за банщиком? — спросила Анна.
Мадам задумалась. Банщик ничего не делает просто так. И точно не будет ничего делать бесплатно, учитывая ночное время и тот факт, что речь идет об удушенной и избитой девушке. Хотя, возможно, ее еще можно спасти. Она молода и красива и могла бы отработать свои долги. Если выживет…
— Да, приведи его, — кивнула Эльза.
Не успела Анна уйти, как хозяйка сбросила одеяло. Она внимательно обследовала неподвижное тело, ощупала ноги и руки, потрогала волосы и немного раздвинула ноги, чтобы осмотреть половые органы. Внезапный стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Эльза быстро накинула одеяло на девушку и поспешила к двери.
Перед дверью с факелом в руке стоял высокий широкоплечий мужчина с короткими седыми волосами. Его строгое лицо было тщательно выбрито. Он держался необычно прямо и лишь слегка наклонил голову, когда мадам открыла ему дверь.
— Какая приятная неожиданность, — сказала она без особой радости в голосе и сделала шаг назад, пропуская его в дом. — Чем обязаны вашему визиту?
Гостю пришлось немного наклониться, чтобы не задеть шляпой притолоку. Он воткнул сосновый факел в держатель на стене и лишь потом ответил:
— Эльза, не пытайся умаслить меня, тебе пора бы понять, что со мной это не пройдет. Кроме того, тебе не нужно делать вид, что мой визит доставляет тебе радость.
— Ты же знаешь, — вздохнула она, — что я ничего против тебя не имею, но кому хочется принимать в своем доме палача? Даже для меня в этом нет ничего хорошего.
Мейстер Тюрнер понимающе кивнул.
— И все-таки это моя работа: следить за тем, чтобы в борделе все шло как положено.
Эльза вызывающе скрестила руки на обвисшей груди.
— Все так, как и должно быть.
— Да? — палач приподнял седые брови. — Как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как прозвенел колокол, оповещая горожан, что пора отправляться домой?
— Не знаю, — уклонилась хозяйка от ответа, — я его не слышала. — Но тебе хорошо известно, что в такое время я не могу прогнать своих клиентов. Когда им сюда приходить, чтобы расслабиться? Когда на небе солнце, они должны работать, а по воскресеньям и пятницам — идти в церковь. Для нас остается только ночь. Я несу ответственность за своих девочек. Как мне их кормить, одевать, если они не заработают денег?
Палач поднял указательный палец.
— Ты все правильно говоришь. Воскресенье! Когда начинается воскресенье? Когда встает солнце?
— В полночь, — проворчала хозяйка угрюмо. — Уже действительно так поздно?
Посетитель кивнул и указал на ширму, за которой раздался восторженный возглас.
— Кто у тебя там?
— Никаких священников, женатых мужчин, евреев, — прошипела Эльза, — только два честных неженатых ремесленника, желающих получить немного удовольствия.
Палач одобрительно кивнул.
— Хорошо, я не буду вешать на тебя штраф. Это закон епископа и совета, не мой.
— Ха, епископ! — озлобленно выпалила Эльза. — Ему не следует так задаваться. Поучает меня, как мне обходиться с моими девочками, в то время как сам в своей крепости кувыркается в постели с содержанками!
— Осторожно, Эльза, ты переходишь границу, — предупредил ее палач.
— Неужели? — пробурчала мадам. — У нас нельзя говорить правду?
— Иногда разумнее этого не делать, — посоветовал палач.
Эльза ухмыльнулась.
— Значит, ты не отрицаешь, что наш епископ похотливый кобель?!
— Я бы не стал так выражаться, — возразил палач, но уголки его рта дрогнули.
— Мне бы хотелось знать, сколько его нагулянных детей бегает по Мариенбергу! Во всяком случае, не секрет, что он засыпает деньгами своих содержанок, а от нас, порядочных граждан, вымогает все новые налоги.
Палач задумчиво кивнул. Он не стал ничего говорить по поводу того, что Эльза относит себя к порядочным гражданам.
— Да, и не только это. Он продает и закладывает все что можно. Каноники не знают, как осадить его или убрать, пока он не все разбазарил. С другой стороны, епископ велит собирать милостыню и приносить в Мариенберг.
— Капитулу придется туго, если он будет защищать свой трон с оружием, — сказала хозяйка.
— Город должен будет решить, на чьей он стороне. И мы с тобой знаем, что ни один бюргер или безземельный крестьянин добровольно не вступится за епископа. И нам не останется ничего другого, кроме как пойти против него.
— Ты считаешь, что опять будет большая война? — с трудом переводя дух, спросила хозяйка. — Пресвятая Дева, только не это. Я еще не забыла Бергтайм!
— Я тоже не забыл, — покачал головой палач. — Но, думаю, дело опять дойдет до мерения силами, и помилуй нас Бог, если епископ снова одержит победу.
— В случае с некоторыми членами городского совета было бы неплохо, если бы их голова скатилась к ногам, — презрительно выпалила Эльза.
— Но это не единственное, что может потерять город и что он потеряет, если мы выступим с оружием против епископа фон Брунна и потерпим поражение.
Хозяйка вздохнула.
— Да, я знаю и могу надеяться только на то, что до этого не дойдет. Пусть он там, в крепости, развлекается со своими шлюхами, а нас здесь, внизу, оставит в покое.
Это напомнило палачу о причине его ночного визита.
— Значит, проследи, чтобы твои клиенты поскорее закончили свои дела и отправились домой. Мне не хотелось бы сегодня ночью еще раз приходить сюда. Пара спокойных часов в моей постели мне милее.
— Тогда я желаю тебе веселой ночи и передавай от меня привет своей жене! — ухмыльнулась Эльза.