Святой и грешница
Шрифт:
На соборной площади собралось так много людей, как во время ярмарок и больших праздников. Здесь были виноградари, которые не могли попасть к своим виноградникам. Им грозила настоящая катастрофа, если осада продлится долго и особенно если осаждающее войско — умышленно или нет — уничтожит почти созревший урожай. Для виноградарей и крестьян это означало значительный убыток, который заметно уменьшит содержимое их кошелей и приведет к голоду. Виноградарь зарабатывал в день пятнадцать пфеннигов, если от рассвета до заката старательно обрезал виноградную лозу, разрыхлял землю и собирал спелый виноград. Что же делать, если больше не будет винограда, чтобы ухаживать за ним? Конечно же, виноградники можно снова привести в порядок — весной. Но до весны нужно пережить долгую суровую зиму, полную лишений и голода.
Приближаясь к площади перед Графенэкартом, Элизабет заметила Оттилию среди родственников советников. Она была одна, грозной служанки не было видно. Как бы случайно Элизабет отошла от подруг и остановилась в шаге от дочери советника.
— Здравствуй, Оттилия! Не оборачивайся ко мне и не смотри на меня. Никто не должен заметить, что мы разговариваем.
— Что у тебя нового? — спросила Оттилия. — Тебе известно что-нибудь о моем отце и других делегатах?
— Нет, к сожалению. Я надеялась, что ты что-то сможешь сообщить нам. Они еще в крепостной темнице?
Оттилия едва заметно пожала плечами.
— Не знаю. Что мы будем делать, если отец не вернется? Епископ может убить их всех, если город недостаточно быстро выполнит его требования.
Услышав в ее голосе отчаяние, Элизабет искоса посмотрела на девушку: ее глаза подозрительно блестели. Элизабет подавила в себе желание обнять ее и утешить.
— Я в это не верю. Если он убьет делегатов, то потеряет средство давления и, таким образом, надежду на восстановление мирной жизни с капитулом и советом.
— Это если он убьет всех. Но он может убить одного или двоих, чтобы подкрепить свои требования и доказать, что его намеренья серьезны, — Оттилии не удалось сдержать слез.
Элизабет молчала. Такая возможность существовала, и, наверное, епископу было легче пожертвовать одним бюргером, чем церковным деятелем. Его союзникам было бы легче закрыть на это глаза.
— Он этого не сделает, — возразила Элизабет, чтобы успокоить Оттилию. — Хотя он известный расточитель, образ жизни которого не приличествует ни епископу, ни правителю, но все же не жестокий разбойник, который без разбора убивает ради выгоды.
— Ты уверена? Я все еще ничего не понимаю. Он не только трус и боится выступить против войска. Он предал нас всех и сам привел его сюда! Епископ позвал его, чтобы поставить нас на колени и помочь ему добиться своего — что бы это ни было.
Элизабет думала об их последнем разговоре с отцом Оттилии. Советник Майнталер видел опасность, и предчувствие не обмануло его. Епископ не потерпел того, что его город присягнул на верность капитулу и заключил союз с провинциальными городами против него.
Пожилая женщина, у которой из-под дорого украшенного чепчика виднелась прядь седых волос, подошла к Оттилии, поэтому Элизабет незаметно вернулась к подругам.
Четыре дня епископ и осаждающее войско держали в напряжении окруженный город. Палач заходил теперь дважды в день, но особых новостей не было.
— Капитул попытался вызвать на переговоры командующих, но те не проявили особой готовности. Солдаты сужают кольцо вокруг города, бряцая оружием, но не подходят так близко, чтобы арбалетные стрелы могли настигнуть их.
— Что они задумали? — спросила Анна, и у нее на лице появился страх. — Они собираются морить нас голодом?
Марта рассмеялась.
— Ты последняя, кого это должно волновать. Ты еще долго протянешь после нашей голодной смерти.
— Я переживаю не только за себя, — защищалась Анна. — Мара и Элизабет такие худые! И даже у меня, если я день не поем, появляется ужасное чувство голода и боли в животе, — добавила она.
Палач ухмыльнулся.
— Нет, на это они вряд ли решатся. К тому же у них нет тяжелых орудий, чтобы попасть в город. Так утверждает наша разведка.
— Значит, они бряцают оружием, чтобы запугать нас и подготовить к переговорам? — Элизабет вопросительно посмотрела на палача.
Он кивнул.
— Да, я тоже так рассуждаю. Первый бой выстоит не тот, у кого лучше оружие, а тот, за кем смелость, вера и ясный ум.
На следующий день осаждающие прислали известие о том, что господа фон Вертгейм и фон Вайнсберг готовы к переговорам. Наученные горьким опытом с епископом, капитул и совет отклонили предложение провести переговоры в военном лагере. Гонцы беспрестанно сновали между городом и ставкой. Архиепископ Майнца Конрад был направлен к осаждающим как нейтральный наблюдатель и предложил провести переговоры в своем лагере. Он обещал обеспечить свободный проезд независимо от итога переговоров.
— И они в это верят? — поинтересовалась Грет. — После того, что совершил наш епископ?
Палач пожал плечами.
— Они пока ничего не предприняли. У них в распоряжении значительные силы, а у епископа — заложники. Они должны вести переговоры, если хотят решить спор без применения оружия, что выгодно и для города, по мнению капитула и совета — и моему, кстати, тоже. У некоторых каноников есть опыт общения с епископом Конрадом, и они утверждают, что Иоганн фон Брунн ему и в подметки не годится и его слову можно верить.
— Тогда все скоро закончится, — с надеждой сказала Мара.
— Я бы на это не надеялся, — пробормотал палач. — Давайте не будем думать, что это будет второй Констанцский собор, затянувшийся на много лет! Я уже больше ничего не знаю. Эти переговоры могут стать суровым испытанием даже для самых терпеливых.
— И все это время мы будем находиться под стражей в городе. Виноградари не смогут отправиться в свои виноградники, а крестьяне на свои поля, чтобы собрать урожай, — сказала Элизабет.