Святой и грешница
Шрифт:
— Она должна быть красивой и… — писарь замялся.
— Ну же, смелее, — настаивала мадам, опасаясь чего-то скверного. Какие странные предпочтения могли быть у гостя? Она не хотела, чтобы ее девушкам причинили вред.
— Каноник сказал, что она должна быть в состоянии поддержать светскую беседу и не испугать гостя вульгарным поведением и болтовней.
Мадам облегченно улыбнулась.
— В таком случае я могу вам помочь.
Она громко позвала Элизабет, которая сразу же вышла из-за ширмы и учтиво сделала книксен перед гостем. Писарь прищурившись осмотрел ее с головы до ног.
— Мне кажется, что она немного худощава, — сказал он. — Мой вкус, конечно, не играет никакой роли, а хозяин никаких указаний по этому поводу мне не давал.
Элизабет вопросительно посмотрела на мадам.
— Ты пойдешь с ним и будешь развлекать одного гостя.
— У нее есть одежда приличнее? — придирался тощий писарь. — Всему городу совершенно незачем смотреть разинув рот, как я веду шлюху к канон… э-э-э… ну, к моему хозяину.
— Как вам угодно, — сказала мадам подчеркнуто дружелюбным голосом. — Я дам ей другой наряд. Но мы еще не договорились о цене.
Мужчина нетерпеливо махнул рукой.
— Скажи, сколько это обычно стоит. Думаю, каноник не будет торговаться из-за одного пфеннига.
Элизабет видела, как мадам усиленно думает. Мужчина, очевидно, не знал цен, но, с другой стороны, Эльза не хотела шутить с его хозяином.
— Четыре шиллинга, — сказала она наконец и напряженно посмотрела на писаря, проглотит ли он эту бесстыдную цену. Элизабет тоже напряженно ждала, оценит ли он ее так высоко.
— Четыре шиллинга? Мне кажется, что это дорого, — возразил писарь.
— Ну, одно дело, когда посетитель приходит к нам, заказывает здесь вино и моя девочка через час свободна и может обслуживать следующего клиента, и совсем другое дело, когда вы уводите ее из моего заведения! — защищалась мадам.
— Ну хорошо, — согласился писарь, — если он будет доволен ею, если нет — только половина. А теперь поторопись, господа уже сидят за столом!
Эльза благосклонно кивнула и повела Элизабет в свой дом. Открыв сундук, она перебирала вещи, пока не нашла наряд, показавшийся ей подходящим для такого случая, и довольно улыбнулась. Это было тяжелое темно-красное платье, приличествовавшее даже жене богатого советника.
— Ты его слышала, — предупредила она Элизабет. — Он должен остаться доволен, иначе заплатит только два шиллинга.
Мадам предпочла замолчать то обстоятельство, что на Элизабет она зарабатывала восемь пфеннигов. Она нетерпеливо сняла с нее платье и помогла надеть рубашку до пола и красное зауженное под грудью платье, спадавшее широкими складками. В разрез спереди при каждом шаге было видно шелковую рубашку. Эльза быстрым движением подколола локоны Элизабет. Порывшись еще в сундуке, она достала широкий плащ с капюшоном из темно-синей шерсти. Когда она положила его на плечи Элизабет, что-то выскользнуло из его складок и упало на пол. Элизабет наклонилась и подняла тяжелый медальон на золотой цепочке. От рубина на стене появились блики, жемчуг нежно переливался при свете лампы.
— Он такой прекрасный, — вздохнула Элизабет и робко положила медальон в протянутую руку мадам. Мгновение подержав его в руке, Эльза подошла к Элизабет и закрепила цепочку у нее на шее. Медальон лег на украшенный вышивкой край рубашки на приподнятой груди.
— Да, так будет хорошо, — пробормотала Эльза, оценивая свою работу. — Ты выглядишь как благородная дама, так что веди себя соответствующим образом. И не смей потерять мое украшение. Иначе тебе не поздоровится!
Элизабет прикоснулась дрожащими пальцами к золотой поверхности. Казалось, у нее поднялась температура, тело била дрожь. Из-за того, что ее позвали в дом советника, или из-за страха потерять драгоценность Эльзы? Больше всего ей хотелось сразу же вернуть цепочку. С другой стороны, одна мысль о том, что вообще когда-нибудь возникнет необходимость отдать медальон, была для нее невыносима.
— А сейчас пойдем, пока клиент не передумал, — поторопила ее Эльза, и, подобрав платья, они быстро зашагали по протоптанной дорожке к борделю, где нетерпеливо прохаживался писарь.
— А! — сказал он и благосклонно кивнул головой. — Да, годится. Каноник будет доволен. — Он дал Эльзе аванс и кивнул Элизабет, чтобы она шла за ним.
— Что вы сделали? — голос мужчины, говорящего с хозяином, стал громче.
— Тсс! — предостерег его настоятель. — Я велел привести для него шлюху.
Каноник Ганс фон Грумбах то ли кашлянул, то ли приглушил смех.
— Вы полагаете, это поможет делу? Он же папский легат!
Теперь Антони фон Ротенган не сдержался и фыркнул.
— Ну да, и что? Если он привык вести себя как господин легата, то мне следовало привести ему дюжину девиц и пару юношей!
Фон Грумбах приподнял брови — он не привык к таким беседам с настоятелем.
— До меня тоже дошли слухи о проделках его предшественника Иоганна. Я имею в виду, конечно, одного из трех предшественников в этом потоке пап и антипап. Разве из них не следует, что уже в первый год своего папства он соблазнил двести замужних женщин, девиц и монахинь? О Мартине В. я, однако, такого не слышал.
Антони фон Ротенган махнул рукой.
— Это к делу не относится. Уверен, что легат не откажется от женской компании.
— Где же вы раздобыли… э-э-э… предмет его удовольствия, если можно поинтересоваться?
— Я отправил своего секретаря к мадам.
Каноник вопросительно на него посмотрел.
— Местный бордель у еврейского кладбища, — добавил настоятель, неправильно истолковав реакцию собеседника.
Ганс фон Грумбах вздохнул и как можно спокойнее произнес:
— Вы полагаете, что одна из шлюх Эльзы Эберлин, которых имеют ремесленники и солдаты, подходит папскому легату?
Настоятель испуганно на него посмотрел.
— Думаете, нет? Писарь не нашел в девушке никаких недостатков.
Каноник закатил глаза и молча попросил небеса дать ему терпение.
— Я велел ему привести девушку, которая могла бы поддержать светскую беседу и вела себя пристойно.
— Будем надеяться, что ваша затея не вызовет противоположного эффекта. Вы видели девушку?
— Мельком, но она показалась мне действительно симпатичной и благовоспитанной.
Каноник фон Грумбах рассмеялся.